Читаем Ангел войны полностью

Ангел войны

Виктор Кривулин, рожденный в военном госпитале в 1944 году, ощущал себя бессознательным свидетелем, призванным понять войну как состояние длящееся, пронизывающее сегодняшний, а может быть, и завтрашний день. Поэтому, обращаясь к ней, заклиная ее, Кривулин говорит от имени своего поколения, от имени культуры, замковым камнем которой он был. Эта книга и стихи, в нее включенные, не предотвратят и не остановят войну, но позволят заглянуть ей в лицо, разоблачить ее и ей противостоять. В книге собраны стихи 1967–2000 годов.

Виктор Б. Кривулин , Виктор Борисович Кривулин

Поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия18+

Виктор Кривулин
Ангел войны

Ангел войны

Выживет слабый. И ангел Златые Власыв бомбоубежище спустится, сладостный свет источая,в час, когда челюсти дней на запястье смыкая,остановились часы.Выживет спящий под лампочкой желтой едва,забранной проволкой – черным намордником страха.Явится ангел ему, и от крыльев прозрачного взмахаон задрожит, как трава.Выживет смертный, ознобом души пробужден.Голым увидит себя, на бетонных распластанным плитах.Ангел склонится над ним, и восходят в орбитахдве одиноких планеты, слезами налитых;в каждой – воскресший, в их темной воде отражен.

1971

1960-е

«Прошла война и кончилась блокада…»

Прошла война и кончилась блокада,И скверики разбиты на местах,где до войны – дома, обычные с фасада,где люди, обитавшие в домах —таинственной породы существа — кто с голоду, кто сдуру, кто с бомбежки…Так вот они – деревья и трава,твой воздух, Ленинград, насыщен ими,мы состоим из них, мы носим их же имяв пластмассовом футляре наготове.И до сих пор с конца второй войныповсюду к нам относятся особо,как будто мы с блокады голодны,как будто мы – восставшие из гроба, —и равнодушие, стяжательство и злобадля нас не существуют, не должнысуществовать…

«От фабричного запаха серый…»

От фабричного запаха серыйвлажный воздух – улыбка твоя…Посреди полукруглого сквераизогнулась над чашей змея.Две скамейки и символ дурацкийсквозь больничный туман ленинградский,где с блокады еще и войны,даже стены заражены.Мы приходим сюда на свиданья,за оградой – больничное зданье,и в улыбке твоей виноватойтот же голод и хлеб сыроватый,слабый хлеб на ладони и ветер,тот же голос – и год сорок третий.

1967

«Чехословакия, мой друг…»

Чехословакия, мой друг,так далеко в Европе,что если в пыль ее сотрут —у нас и пыль не дрогнет.Из-под колес грузовикаседое облако клубится,проходят серые войска,толпятся люди у ларькаи пыль на них садится.Такая тихая тоска —но было б чем напиться,когда газета шелушится,как вобла плоская горька.

«Были дни в начале сентября…»

Были дни в начале сентября,как шуршанье в мертвых листьях воробья,как пятнистого асфальта шевеленье…Были дни – и люди в них парили —сгустки воздуха нагревшегося илисвета и теней переплетенья.Но при этой двойственной погодебыли по-особому страннытолки, возбужденные в народестрахом и предчувствием войны.

Осень 1968