Все сохранилось в лучшем виде, даже оставшаяся мука в бочках не тронута мышами — Кэт обложил бочки какой-то травой, сказал, что мыши ее не любят и не прогрызут дерево, не попортят муку и другие продукты. Так оно и вышло, но теперь здесь Мурзик хозяин, и он осматривал свои владения, принюхивался, и уже через пару часов припер задавленную мышь, положил к ногам Марины. Она погладила его, поблагодарила, и он в углу с удовольствием растерзал ее.
Обед приготовила Марина, закоптила пойманных Кэтом и Стасом щук. Деревенский житель Стас впервые пробовал копченую щучку, ел и облизывался.
— Да-а, здорово у вас здесь! — наконец-то признался он. — И черники тьма, и ореха много, если кедровка не сожрет.
— Не сожрет, Кэт их прогонит, — засмеялась Марина. Засмеялся и Стас.
— Да-а, взлетит и прогонит.
— Да, ты абсолютно прав, — уже серьезно пояснила Марина. — Взлетит и прогонит.
— Иди ты к черту, — обиделся Стас. — Что я — ребенок, что ли? Все нашутиться не можешь?
Кэтвар крякнул, насупившись, вытер от рыбы пальцы, сказал глухо:
— Кто ты? Тело мужика, а умишко пацана. Тебе же объяснили — увидишь сам, все поймешь. В заднице свербит, посмотреть не терпится, пойдем — покажу.
— Я драться с тобой не буду, — отрезал Стас. — Нехорошо шурину драться с зятем, — так он понял предложение Кэтвара выйти.
Кэт расхохотался от души, ставя в тупик Стаса.
— Ладно, пойдем, — продолжал еще смеяться Кэт. — Никто тебя бить не станет и другим не позволит, просто покажу кое-что.
Они вышли на крыльцо. Кэтвар мгновенно забежал, взлетел на верхушку кедра, отломил верхнюю ветку и прыгнул в сторону. В полете перевернулся пару раз, выпрямился параллельно земле, падение замедлилось, создавая видимость нового взлета, снова кувырок, взлет и приземление на носки. Стас так и остался стоять с открытым ртом, Марина прикрыла его рукой снизу, передала протянутую Кэтом ветку кедра со смоленой шишкой.
— Это тебе, Фома неверующий. Вот так мой муж и кедровку поймал, привязал к ее ноге веревку и отпустил. Она и распугала своим криком всех других птиц. Понял теперь, ребенок, что тебе здесь никто не врет и не врал? — сказала, как отрезала, и ушла в дом.
— Ладно, не расстраивайся, Стас, — обнял его за плечи Кэтвар. — Впредь верь родной крови — она не обманет и не предаст.
«Да-а, и впрямь все, как в мультике — мы с тобой одной крови — ты и я. А летает он действительно получше Тарзана. Кто мог подумать? — шевелил про себя губами Стас, заходя в дом. — Чудеса»!
— Извини, Марина, и ты, Кэт, трудно во все это поверить, и сейчас с трудом перевариваю, словно кино посмотрел. Извините, — еще раз попросил Стас.
— Ладно, забыли об этом, каждый бы, наверное, поступил так же на твоем месте, расслабься, — улыбнулся Кэтвар.
— Трудно поверить, трудно, — заговорил Стас. — Марина, когда вы жили здесь целый год — еще необычные случаи были?
Марина рассмеялась.
— Какой ты разнополярный, братец! Сначала не верил, а теперь сказки ему подавай. Расскажу тебе одну, быль правда, не сказку. Осенью, когда первый снег выпал, пришел к нам в гости здоровенный медведь, не успел еще залечь в берлогу. Кэт вышел поговорить с ним. Не знаю, о чем они там базар вели, наверное, муж извинялся — жир, мясо были необходимы, да и шкура уже поменялась на зимнюю. Я толком и не поняла ничего вначале — смотрю, хлынула из медвежьей груди громадная струя крови толщиной с кулак и завалился он сразу на землю, а Кэт держит его сердце в руке, которое еще бьется, и кричит, как Тарзан в фильме. Вот так все и было — вышел и вырвал голой рукой медвежье сердце. Но это ты вряд ли нынче увидишь, зимовать мы не собираемся, а значит, и медведя убивать незачем. Только если дурной попадется и не договорится с ним Кэт по-хорошему. Они же языков не знают — медведь русского, а Кэт медвежьего, но общаются как-то, понимают друг друга. Вот и сказке конец, а кто слушал — молодец, — засмеялась Марина. — Эту шкуру ты у деда видел, Стас. Так что пойдешь сегодня вечером спать в баньку — на крючок изнутри закрывайся, может и медведь в гости пожаловать. Шарик, надеюсь, даст знать. Правда, в прошлый раз он опарафинился немного, когда медведь пожаловал — забился под крыльцо и не тявкнул ни разу, к мертвому зверю и то подойти боялся, пока Кэт не позвал. Потом уже решил отыграться, шкуру попортить — не разрешили. Но, если что, сам кричи, Кэтвар поможет, только никакой самодеятельности.
Шарик слушал речь Марины, поджав уши и опустив голову, словно понимал, что речь идет и о нем, о его былой трусости. Поджал хвост и тихонько вышел из дома — может, прогуляться решил, а может, стыдно ему стало за свой поступок, кто знает? Говорят у зверей нет мыслей, а так ли это в действительности?