Ветер развивал ее волосы, и лицо, казалось, тоже стремилось улететь вперед и осмотреть водные просторы. Через пару часов яхта вошла в знакомую Николаю бухту, он приник к биноклю. Берег почти не изменился за эти годы, если не считать следов цивилизации — дикари-туристы изрубили и сожгли одиноко стоящее засохшее дерево, выкопали яму на границе с лесом, куда побросали консервные банки, бутылки и другие отходы былого пиршества.
«Варвары, эгоисты и варвары, думают только о себе, — прошептал Михась. — Неужели тяжело убрать за собой? Всю страну засрали, одно на уме — дай, а дай без отдачи не бывает». Он убрал бинокль, надеясь, что Татьяна не разглядит брошенный мусор и не омрачится.
— Вот, Танюша, здесь и отдыхать будем.
Михась взял ее на руки и унес в каюту. Кондиционер создавал прохладу, освежающую после дневной жары, шторы иллюминаторов формировали небольшой полумрак.
Татьяна откинулась на кровати и прикрыла глаза. Николай расстегнул бюстгальтер, вобрал грудь в свою большую ладонь, припадая губами к соску, отпуская его и забирая снова. Опускаясь ниже, он целовал живот, который от поцелуев и горячего дыхания напрягался, выжимая соки вниз и готовясь к принятию. Ладони ласкали бедра, чувствуя их нетерпение, подбирались к цветочку, который расслабленно раскрывался, и уходили снова вниз, заставляя его призывно подрагивать. Оба не могли более ждать и соединились, слились в движениях и стонах, наращивая темп и силу, достигая вершины, взлетая и паря в возбужденном неистовстве.
Расслабленно поднявшись, они вышли на палубу и, не сговариваясь, прыгнули в озеро. Прохладная вода освежила и взбодрила размякшие тела, наливая их новой силой и энергией. Татьяна разглядывала в воде мощный торс Николая, его рельефные мускулы, по которым хорошо изучать анатомию, и доброе, милое ее сердцу лицо. Ей вдруг захотелось снова прижаться к нему, ощутить крепкую руку на своей талии, волнующее прикосновение грудей и вырастающий бугорок у лона. Она подплыла ближе, провела ладонью по его щеке, чуть приоткрывая губы, и он нашел их. Она ощутила все, уходя с ним под воду, кувыркаясь, обнимаясь в невесомости и не считаясь со временем. Всплывать не хотелось. Вынырнув и глубоко вздохнув, они снова погрузились в пучину воды. Николай почувствовал, как она обвила его ногами, прижимаясь к трескающимся плавкам, держала за спину обеими руками, и он под водой поплыл к якорю, словно дельфин-буксир, появляясь на поверхности для глотка воздуха. Взявшись за цепь, она приняла его в невиданном наслаждении, дыша со стонами, и на вершине разжала руки, уходя снова под воду в судорогах экстаза.
Плавки они не нашли да и искать не стали. Обернувшись полотенцами, прошли по опустевшей палубе в каюту и упали на кровать. Хотелось понежиться еще минут пять, сказать друг другу несколько ласковых слов об удивительно обостренных в воде ощущениях.
Кок накрыл столик на палубе, натянул сверху тент, чтобы солнце не доставало своими горячими лучами, — создал микроклимат уюта, новизны и свежести. Николай поднял рюмку коньяка.
— Ты самая замечательная девочка, Танюша, такого полета я еще не испытывал, — он мило улыбнулся. — За тебя, дорогая!
Она ответила ему широкой улыбкой, отпила глоток.
— Красота Байкала обостряет чувства, выплескивая через край эмоции на гребнях волн! Они парят и пенятся в прибое любви! Ты молодец, что вытащил меня сюда — недаром многие иностранцы едут посмотреть наше чудо-озеро, а я и не была здесь ни разу. За Байкал и за тебя, милый!
Татьяна отпила еще глоточек коньяка, глядя на мужа нежно и трепетно, подумала про себя: «Когда я его любила больше — раньше или сейчас»? Ответила просто: «Всегда и больше»! И хитро улыбнулась одними глазами.
Красота Байкала… Михась вздохнул и задумался. Природа невольно наводила на воспоминания о Лене, здесь он читал ей стихи.
— Танюша, Байкал — это прекраснейшее из всех мест и он одухотворяет человека. Прости, но когда-то именно здесь я читал стихи Лене об этом чудном озере-море.
Она обняла его, прижалась всем телом и тихо спросила:
— А мне почитаешь?
Михась кивнул, собираясь с мыслями.