Ангел Западного окна

— И это всё, что вы можете? — Император, казалось, засыпал.

Келли встрепенулся:

— Мы можем ещё многое. Пудра, которой мы обладаем, тингирует любой металл…

Император резко его оборвал:

— Доказательства!

Келли извлек свой кошель.

— Приказывайте, всемогущий, я готов.

— Сдается мне, ты и в самом деле малый не промах! По крайней мере у тебя на плечах голова, в отличие от твоего компаньона! — и император кивнул в мою сторону.

От такого оскорбления я едва не задохнулся. Император Рудольф не является адептом! Он хочет увидеть приготовление золота! А лицезрение Ангела и его свидетельства, тайна пресуществления бренной плоти ему глубоко чужды! Или это насмешка? Быть может, он идёт путём левой руки?.. Но тут император добавил:

— Тот, кто на моих глазах превратит неблагородный металл в благородный, может потом болтать о чём угодно, даже об ангелах. Прожектёр же не нужен ни Богу, ни дьяволу!

Сам не знаю почему, но эти слова меня укололи ещё больнее. Император резко вскочил, чего было трудно ожидать, глядя на его изможденную старческую фигуру. Шея вытянулась вперед. Голова коршуна, словно в поисках добычи, дернулась в одну сторону, в другую, потом кивнула на стену.

Внезапно открылась драпированная ковром потайная дверь.

Мгновение спустя мы стояли в святая святых императора Рудольфа: лаборатория маленькая, но оборудована хорошо и со знанием дела. И вот уже угли раскалены, тигель ждёт… Всё остальное подготовлено так же быстро и умело. Император сам, своей опытной рукой ассистирует в качестве лаборанта. Любая попытка помочь тут же пресекается его грозным ворчаньем. Подозрительность его беспредельна. Любой, самый прожженный мистификатор тут пришёл бы в отчаянье. Всякая возможность каких-либо шулерских трюков в присутствии августейшего адепта просто исключена. Из-под потайной двери доносится приглушенный лязг железа. Так, смерть уже на страже… Судебный процесс, который вершит Рудольф над заезжими артистами, рискнувшими морочить ему голову, более чем краток.

Келли становится белым как мел, руки дрожат, взгляд беспомощно цепляется за меня… Я читаю в нём как в открытой книге: а что, если пудра вдруг откажет? Панический ужас бродяги, попавшего в капкан на золотую приманку…

Свинец в тигле уже шипит… Келли, ни жив ни мертв, развинчивает шар. Император настороженно следит за каждым его движением. Властно протягивает руку… Келли медлит… Удар орлиного клюва настигает его:

— Успокойся, бродяжка, я не вор, торговцев вразнос не граблю!

Долго, чрезвычайно тщательно Рудольф исследует серую пудру. Ироническая гримаса медленно сползает с его лица. Голубоватая нижняя губа падает чуть ли не на подбородок. Голова коршуна задумчиво склоняется набок. Келли, затаив дыхание, старательно — дрожащие пальцы не слушаются — отмеряет дозу. Император ассистирует подчеркнуто чётко и беспристрастно, как послушный лаборант: все условия должны быть соблюдены, чтобы не было потом отговорок…

Свинец расплавлен… Пора… Рудольф тингирует сам. Проекция исполнена мастерски — металл начинает кипеть… Император погружает оплодотворенную «матрицу» в холодную водяную ванну. Закатав рукав, собственноручно достает из купели плод и поднимает слиток на свет: нежное мерцание чистейшего новорожденного серебра…

Знойное полуденное солнце сияет над парком, через который, радостные, словно слегка под хмельком, проезжаем мы, Келли и я. Келли позвякивает серебряной цепью, пожалованной ему императором. Накидывая её на преданно склоненную шею, Рудольф многозначительно произнес: «Серебро к серебру, золото к золоту, господин магистр балаганных наук. Не знаю, откуда у вас пудра, в следующий раз посмотрим, сумеете ли вы её приготовить. И помни: корона для адептов, а цепи… всегда только цепи!»

С таким напутствием, в котором угроза прозвучала весьма недвусмысленно, мы и были отпущены из Бельведера; на сей раз нам не пришлось сводить знакомство с лязгающими железом заплечных дел мастерами.

Из окна уютной квартирки, которую я занимаю с женой и ребёнком в доме господина Гаека на Староместском рынке, открывается прекрасный вид на широкую площадь; справа — причудливо зазубренные шпили Тынского храма, слева — нарядная ратуша, оплот строптивого пражского бюргерства. Целый день здесь снуют императорские посыльные. Если они одеты в сукно и бархат, значит, их господин в градчанском гнезде нуждается в деньгах — заимообразно, под большие проценты. Если же они при оружии, значит, хищник вознамерился взять своё силой и лучше отдать добром. Деньги — это единственное, что связывает Габсбургов и Богемию.

Приближается странная кавалькада: разодетый в шелка вельможа — и закованные в сталь стражники. Какие невзгоды сулит это необычное сочетание бургомистру? Но что это? Почему всадники не сворачивают к широким воротам ратуши? Они едут через площадь прямо к дому господина Гаека!

Передо мной императорский посланец, тайный советник Курциус. Вот оно что! Речь идет о выдаче «доказательств», подтверждающих явление Ангела: протоколов и книги Святого Дунстана! Я решительно отказываюсь: