Ангелам господства

А по весне Николь звонила из Вероны и на простой вопрос: «Ну, как ты поживаешь там?»   надрывно вдруг проголосила:

— Я здесь опупеваю, Яна!

От Николь, этичной, с рафинадом воспитанья и палочными испытаньями к труду предательством, которые вбивал ей комсомол, сорваться в откровенье проводам международных линий — явилось шиком отчаянья. Когда такое прозвучало, то останавливать нельзя. Тут не до оскорблений слуха. Быть может, и не только моего, но всех соединений сети. Сглотнув эмоций, словно захлебнувшись потоком воздуха чужого, Николь мне выдавала текст:

— Здесь ничего нельзя добиться и ничего нельзя решить. Здесь все неспешные, как будто перед ними вечность. Сплошные выходные круглый год. Это у них не лень, это — фиеста. Она сменяется сиестой, и никого здесь не колышет, как ты, хозяйка, поведёшь свой дом. Здесь магазины работают чуть дольше послеобеденного часа, а если государственные праздники совпали с выходными, а после — святцы, то хлеба ты нигде не купишь неделю целую. Никто и не продаст. Никто не выпекает. И у меня уже однажды так и было. Мы кушали три дня один батон. Это у нас в пустом и чистом поле нет-нет да остановится ну хоть какойто ржавенький автобус и подбирёт тебя с обочины с детьми… — В трубе нещадно затрещало. — С просёлочной дороги, хотя б два раза в день. У нас, в Италии, мы вынуждены были… Ну, просто вынуждены, купить подержаный автомобиль как средство для передвиженья. Все сбережения его ушли на это. Его все сбережения. Но это было нужно, чтобы хоть как-то добираться с детьми в ближайший пригород к свекрови.

Я начала включаться в трескотню:

— Что там, вилла?

— Ну, почему же вилла… Домик просто, а-ля Монтекки-Капулетти. Теперь не знаю, как направить на воспитание детей.

Я потеряла нить для соответствия в сетях. Какая Ника из Вероны? Молчание величиною в зиму, и вот теперь — привет. Они во что-то снова тянут. Актёры приключенческого жанра. Опять ко мне в огне — и в полымя. Нет, не хочу, я так устала, мне трудно выспаться, сводить концы с концами, жить среди особей, владеющих мерцающим сознаньем, квитанции от ЖЭКа получать, и не влезать в долги, как воспитатели учили. Держаться, слыть железною натурой, и получать упрёки в том, что слёз твоих никто не видел, Жанна!

В происходящем надо разобраться. Звоню покорной Дусе.

Потоки музыки и всплески голосов струились в поднятую трубку.

— Ты прекрати свою агитбригаду в бильярдных казино и мне ответь, что сталось с Никой?!

— Ой, Яна! Это ты опять! Ты что, в Москве? Откуда же мне знать, что в вашей жизни происходит? Кругляк Дениска ездил на разборки — звони туда!

— Дениска Круглик телефоном всегда шифруется — богатый!

— Ну что ты мне звонишь? Звоните маме! Мне психика моя предельно дорога.

— Как Жорж?

— Купили иномарку, ездит.

— Нога срастается?

— Нет, отчуждается нога. Но это и не важно, тот хирург был молод. Теперь мы к новым технологиям прибегнем.

Да без проблем, когда к такому отношенью к жизни зелёная капуста есть!

К маме — так к маме, а на футбол — так на футбол, как сказано в рекламе полонённым.

— Алё, Кругляк? Ты помнишь текст рекламы в голодуху: «Турецкий чай мы пьём за дружбу и любовь при дружеских беседах?»

— Помню! Я ж сам его и сочинял! Какое было время! Миллионы, почти что ежедневно. То было времечко…

— Ты сам-то его пил?

— В народе говорили — он отравлен. Мне Шереметьевские дядьки заказали. А ты что, следствие ведёшь?

Сплошная паранойя у богатых. Вот про народ вдруг вспомнил. Обоснованье прибылей с отравы. Гражданственный ты наш.

— Следствия жизни проводят знатоки, а я, как пони отпущенья, за вами наблюдая, не могу понять, как мне избыть благую преданность собаки и сбросить вас с души. Кобыле легче.

— А вспомни свою давнюю привычку: душь из духов, на глазки — шляпку, и с поволокой взгляд… Всё будет ровно!

— Спасибо, поддержал, я вспомнила духи из той же серии, что и напиток: Духи для мумий, помнишь?

— «Испахан»

— Вот-вот, из той же серии фрагментов голодной жизни девяностых.

— Теперь под маркой «Ив Роша». 

— Поднялись капиталы и не пахнут.

— Ты в чём нас упрекаешь, зависть? Купить тебе духи?

— В низкопородном буржуинстве.

— А, «продали страну!»   Ну, это, Яна, байка нищах! Народная молва.

— Народа нет, Кругляк, ты выйди и взгляни из мерседеса на улицу!

— Да ладно, не грузи, чего хотела?

— Николь.

— А что Николь? Народа нет, есть населенье граждан. Она гражданка, но другой страны. Забрал её с двумя детьми Ромео. Там жёны наши ценятся. Она сменила физика на лирика. Вот, Яна, девочки умней тебя. Зачем ей доктор МГУ, когда профессор университета в Риме не засекречен и стремится к миру.

— Переезжает часто?

— Пацифист.

Я, видно, вдоволь зрелостью живу, а нужно спрашивать у взрослых. Чтоб было прошлое, и если не в значеньях отписанных смоковниц манускриптов, то в голосе живых. Позвоним маме.

— Позвольте вас спросить, Галина Львовна, как это сделалось?