Ангелочек. Дыхание утренней зари

– Гнусный? Вы преувеличиваете, мадемуазель! Но лучше не будем об этом говорить. Сейчас приготовлю вам чай. Думаю, Ан-Дао составит вам компанию.

– Конечно! У тебя остался пирог-клафути с вишнями? Вчера мы его почти не ели.

– Нет. Я отдала его мсье Жану. Он сказал, что с удовольствием им поужинает, и унес с собой на улицу Мобек.

– Мсье Жан то, мсье Жан сё! Октавия, постыдилась бы, в твои-то годы! Ты краснеешь каждый раз, когда он появляется в доме!

– Не говорите глупостей, мадемуазель! Может, я и краснею, но только вы неправильно угадали причину. Я робею в присутствии мсье Бонзона, вот и все. И что плохого в том, чтобы побаловать его сладким, которое он так любит? Он, по крайней мере, поддерживает свою племянницу. Завтра идет к ней на свидание в тюрьму. Вам бы тоже следовало пойти, мадемуазель. Как бы ваша крошка Энджи обрадовалась!

В том, что это – завуалированный упрек, Жерсанда не сомневалась. Она подошла к Октавии и посмотрела на нее своими ясными голубыми глазами.

– В общем и целом я простила мою невестку, но в глубине моего сердца я сержусь до сих пор и на нее, и на Розетту. Анжелина совершила ужасный проступок, буду повторять это снова и снова, серьезный проступок, и даже не подумала о том, какие последствия это будет иметь для нашей семьи. А ведь так просто было бы довериться мне, рассказать правду! Я бы перевернула землю, но все бы устроилось наилучшим образом. Но нет, Анжелина решила не посвящать меня в это дело. Трагедия разыгралась буквально у нас на глазах, а мы даже не подозревали об этом. Нам сказали, что Розетта сломала ногу при падении, а отец Ансельм приказал совершить паломничество в Сантьяго-де-Компостела во искупление грешной юношеской любви. И мы поверили! Они нас провели, оставили нас в стороне, и мне теперь трудно это простить и забыть, даже если мой сын утверждает, что они хотели меня поберечь, избавить от проблем. Но мы могли бы отдать младенца кормилице и обеспечить ему достойное будущее! Розетте не обязательно было бы с ним видеться.

– Но где взять силы, чтобы выносить и произвести на свет плод насилия, да еще совершенного собственным отцом-монстром?

– Ан-Дао тоже пережила насилие, и все-таки любит свою дочку! Дело не в этом.

Пожилая дама передернула плечами от возмущения. Указав пальцем на небо, она добавила:

– Анжелина – мать Анри. О нем ей нужно было подумать в первую очередь. И что мы видим? Она проживет в разлуке со своим сыном… как долго? А я собиралась преподнести ей подарок по случаю рождения малыша – прекрасный подарок, бесценный. Я хотела рассказать Анри правду, чтобы он знал, кто его настоящая мама. Я знаю, это – ее заветное желание с той минуты, как она его родила. И тут Луиджи опередил меня, даже не посоветовавшись! Когда наш мальчик вернулся с прогулки такой довольный, могла ли я предположить… И вдруг он заявляет: «Крестная – это моя мама, Луиджи – мой папа, и еще у меня есть отец – мсье, который не может ходить!»

– Ах, мадемуазель, было отчего растеряться! Тут я с вами соглашусь. Мсье Луиджи сделал глупость. Наш любимый херувимчик, наверное, совсем запутался!

Жерсанда жестом попросила ее замолчать – она услышала детские шаги в коридоре. Мальчик вошел в кухню бесшумно, возможно, просто захотел пить. По его лицу она догадалась, что он услышал последние слова Октавии.

– А я, мой цыпленочек, думала, что ты играешь в гостиной! – воскликнула домоправительница. – Беги туда скорее, я принесу тебе полдник.

– Не надо, Октавия, – возразила Жерсанда. – Постараюсь объяснить ему все простыми словами. Мужчины редко обременяют себя подробностями, когда что-то рассказывают, и не пытаются сгладить впечатление. Анри, идем со мной! Я хочу поговорить с тобой как со взрослым мальчиком. Ты ведь уже взрослый, правда?

Ребенок кивнул, и пожилая дама увела его в свою спальню.

Через минуту в кухню заглянула Ан-Дао. Юная аннамитка застала домоправительницу в слезах.

– Мне очень жаль, – прошептала Ан-Дао. – Я просила Анри вас не беспокоить, но он не послушался.

– Не стоит извиняться. Мадемуазель все равно говорила слишком громко. Он к этому не привык и пришел посмотреть, что случилось. Хорошо, что ты теперь все знаешь. Вот бы ты удивилась, если бы Анри с порога заявил, что теперь знает своих родителей!

Ан-Дао смущенно кивнула. Однажды вечером, движимая отчаянием, Жерсанда рассказала ей, при каких обстоятельствах усыновила Анри.

– Это хорошо, что теперь он знает правду, Октавия. Так говорят и мсье Луиджи, и мсье Жан.

– Твоя крошка спит?

– Да.

– Тогда присядь, побудь со мной немного. У меня на душе тяжело. Скоро мы уедем, но без Энджи с Розеттой. Зато там ты сможешь гулять. Поместье большое, ты сама увидишь.

Уроженка Севенн умолкла и пожала плечами. Она знала: их протеже боится, что горожане станут на нее глазеть, и поэтому даже не подходит к окну.

– Вода кипит, – сказала ей Ан-Дао. – Отдохни, Октавия. Мне нравится заваривать чай. И больше не плачь, это меня очень огорчает. Мы должны полагаться на Божье правосудие и на адвоката, которого нанял мсье Луиджи. Все устроится к лучшему, я в этом уверена!