Ангелочек. Время любить

Приподнявшись на локте, горец немного раздвинул занавески. Супружеская кровать стояла в углу главной комнаты дома, в котором они с Албани прожили много лет.

— Черт возьми! Я что, еще сплю? — проворчал он.

Сцена, представшая перед глазами Жана Бонзона, могла произойти в начале их супружеской жизни. Его супруга сидела около камина, в который щедро подбросила дров, и держала на руках младенца. Свет языков пламени, а также восторженная улыбка придавали ей молодой вид.

Мяуканьем оказались крики младенца. На мгновение Жан Бонзон подумал, что стал жертвой галлюцинации или же перенесся в другую жизнь, в которой они могли любить и лелеять малыша, рожденного от их любви. Наконец его мысли упорядочились. Он порывисто встал и, как был, в длинной белой ночной рубашке, подошел к жене.

— Албани! — позвал он ее. — Откуда он взялся, этот малыш? Не соседский ли это ребенок?

Жена обернулась к Жану Бонзону. Ее лицо выражало решимость, а в глазах сверкали властные искорки.

— Увы, да. Коралия умерла. Ив не знал, что делать со своим сыном. Я сказала, что заберу ребенка и воспитаю его. Если ты, Жан, не согласен, я уйду жить в дом Жаке. И этот бедный малыш получит все необходимое. Отец доверил его мне, и я буду им заниматься. Посмотри, какой он красивый!

Жан Бонзон наклонился и принялся разглядывать новорожденного, который перестал плакать и теперь спокойно спал.

— Да, он красивый. Албани, послушай меня. Ты никогда меня ни о чем не просила, да, никогда. Значит, я не мог что-либо дать тебе или отказать в чем-либо с тех пор, как ты стала носить фамилию Бонзон. Я хорошо знаю, как ты страдаешь из-за того, что у нас нет детей. И тебе не стоит уходить на ту сторону гор или в дом Жаке, чтобы воспитывать этого малыша. Мы оставим его себе.

С этими словами, сказанными нежным тоном, Жан Бонзон обнял свою супругу и на какое-то мгновение прижался щекой к ее щеке.

— Я всегда хотел, чтобы ты была счастлива, моя сладкая! — прошептал он. — Но очень печально, что это произошло ценой огромного горя наших соседей.

И, прежде чем выпрямиться, он страстно поцеловал Албани в губы. Под напускной грубостью горца скрывались большое сердце и прекрасная душа, чистая, как родниковая вода.

Когда Анжелина вернулась, ее тетушка сидела, не шевелясь, а дядюшка вновь лег спать. Анжелина поставила саквояж на пол и присела около огня. Она была мертвенно-бледной, изможденной.

— Мне очень жаль, что я не могла помочь тебе и Иву, — тихо сказала Албани.

— Что мы будем делать с ребенком? Завтра я попрошу дядюшку и Луиджи принести колыбельку, которую Коралия одолжила у одной из своих сестер. Как он?

— Он очень спокойный. Правда, он немного поплакал, но я убаюкала его. Не знаю, где он будет спать этой ночью.

— В тепле, в вашей супружеской кровати.

— Твой дядюшка проснулся и видел его, — прошептала Албани. — Он хочет, чтобы мы взяли его к себе.

— Тетушка, я знаю, ты будешь счастлива воспитывать маленького мальчика. Но не привязывайся к нему. Ив Жаке может снова жениться и забрать сына.

— Там будет видно, — сказала Албани. — Но я очень удивлюсь, если Ив снова женится. Он очень любил свою жену. Господи, бедная Коралия! Я всем сердцем молюсь за нее. Знаешь, я даже с ней говорю! Я обещаю ей заботиться о малыше. А тебе, племянница, тебе надо поспать. Ты плохо выглядишь. Возьми подсвечник. Свеча еще погорит. Твоя сумка наверху, ее забрал твой жених.

— Да, ты права, я падаю от усталости.

У Анжелины не хватило сил излить тетушке всю свою печаль. Она встала, чувствуя себя совершенно разбитой. Голова у нее гудела. Каждая ступенька давалась Анжелине с трудом, настолько она была обескуражена этой жуткой трагедией, тем, что считала своим поражением.

Оказавшись в своей комнате, она разделась догола и, заметив таз и кувшин, стоявшие на столе, привела себя в порядок. Сначала она умыла лицо и шею, затем грудь.

Наконец очередь дошла до ног. Холодная вода придала ей сил.

«Почему умерла Коралия? — спрашивала она себя. Загадочная смерть молодой женщины не давала ей покоя. — Я напишу Филиппу, подробно опишу роды. Возможно, он найдет объяснение».

Роясь в сумке в поисках ночной рубашки, Анжелина заметила блеск черных глаз. Луиджи не пошел на чердак, а лег на кровать Анжелины.

— Только не задувай свечу, — прошептал он.

— О нет! Ты смотрел на меня?

— Прости, я думал, что ты меня сразу заметишь, но ты даже не посмотрела в сторону кровати. Это было такое очаровательное зрелище, что я не решался остановить тебя.

Смущенная, Анжелина прикрылась ночной рубашкой, которую не успела надеть.

— Ты преувеличиваешь, Луиджи. Ты мог бы окликнуть меня, кашлянуть, что ли…

Анжелина не знала, что добавить, и расплакалась. Луиджи протянул руку.

— Иди ко мне, любимая.

Почти на ощупь Анжелина дошла до кровати и легла, сотрясаемая рыданиями. Луиджи прижал ее к себе, догадавшись, что роды оказались для матери смертельными.