Была и другая причина, объяснявшая нетерпение Анжелины взять Анри на руки. Накануне отъезда она пошла на другой берег Сала, чтобы узнать, как чувствует себя Валентина. Розетта так и не появилась, поэтому Анжелина предположила, что ее пациентка оправилась от родов. Тем не менее, желая окончательно успокоиться, она сочла необходимым убедиться в этом лично. Но хижина оказалась пустой. На месте очага — гора холодного пепла. Анжелина была неприятно поражена исчезновением обитателей хижины.
— Они взяли с собой тюфяк, занавеску и стул, — констатировала она, стоя неподвижно посреди мрачной комнаты.
Спаситель, которого девушка привела с собой, долго нюхал земляной пол, затем выбежал на улицу и обогнул хижину. Анжелина бросилась за собакой и остановилась перед маленьким холмиком, покрытым снегом. В центр холмика был воткнут крест, сделанный из двух дощечек.
— Моя милая дочь, эти люди воспользовались твоей добротой! — воскликнул Огюстен, когда Анжелина поведала ему об этом. — Муж не стал звать священника. Он дождался твоего ухода и сам похоронил ребенка. Они, несомненно, продали все вещи, которые ты им дала, и пошли искать удачу в другом месте.
Анжелина придерживалась иного мнения: из страха, что она его выдаст, мужчина бежал в другой город, забрав с собой Валентину, Розетту и мальчиков. Она стыдливо умолчала о кровосмесительной связи, так как сапожник обычно отказывался говорить на скандальные темы, оскорблявшие его нравственные устои.
У нее было так тяжело на душе, что она решила как можно скорее поехать в Бьер.
— Мадемуазель Лубе! — воскликнула Жанна Сютра, едва открыв дверь. — Какой собачий холод! Входите же! Что-то вы слишком рано приехали в этом месяце!
— Да, рановато, согласна. Но я боялась, что дороги станут непроезжими, если и дальше будет идти снег.
Анжелина глазами искала своего ребенка. Он спал в плетеной колыбельке, на дне которой лежали теплые шерстяные пеленки.
— Какой он красивый! — с восторгом воскликнула она. — Настоящий херувим! Такой крепенький!
Сидя на краю кровати, довольная Эвлалия засмеялась. Она застегивала черную сатиновую кофту.
— Я взяла еще одного сосунка, раз уж отняла Поля от груди, — с гордостью сказала она. — Но не беспокойтесь, Анри ест вдоволь. Он настоящий обжора! Разбудите его, и вы убедитесь, как громко он кричит.
— Нет-нет, он так сладко спит. Я привезла вам подарки.
Мать и дочь обменялись довольными взглядами. Жанна поспешно вытерла стул тряпкой.
— Садитесь, мадемуазель Лубе. Я угощу вас кофе, черт возьми! Кстати, вы можете пообедать у нас. Вы только принюхайтесь: это рагу из картошки, репы и сала.
— Я заплачу за свою порцию, — пообещала Анжелина. — Лучше я оставлю деньги у вас, чем в таверне.
Анжелина упивалась счастьем. То, что она была в одной комнате со своим сыном, приводило ее в восторг. Ей казалось, что она добралась до спасительной гавани. При мысли, что вскоре дотронется до сына, обнимет его, ей становилось спокойнее. Анжелина отдала Эвлалии деньги и открыла большую кожаную сумку.
— Бутылка муската для ваших мужей, банка фуа-гра. И шоколадные конфеты.
Анжелина повторяла слова мадемуазель Жерсанды, когда старая дама перечисляла подарки, которые приготовила для Огюстена Лубе и его дочери.
— Вы балуете нас, — жеманно произнесла Жанна Сютра. — Неужели вы разбогатели? Я что-то не вижу вашей ослицы. Вы приехали в дилижансе?
— Я много работаю, — резко сказала Анжелина. — А все эти вещи я получила в благодарность за свои услуги. Я говорила бабушке малыша много хорошего об Эвлалии и о вас, Жанна, и она проявила щедрость.
В камине потрескивали поленья. Гудела железная печка. Дом семейства Сютра походил на уютное гнездышко, по которому разливался аппетитный запах рагу.
«Мой малыш в безопасности под этой крышей, с этими женщинами, — думала Анжелина. — Я пока не подходила к нему, но он скоро проснется, и я склонюсь над его колыбелькой. Боже, спасибо за все!»
Анжелина сияла от счастья. Отсветы пламени освещали ее золотисто-рыжие волосы, аккуратно заплетенные в косы и уложенные над лбом, по цвету напоминавшему слоновую кость. Казалось, ее бездонные фиолетовые глаза так и искрились. Сложив нежно-розовые губы, она, сама того не осознавая, послала ребенку воздушный поцелуй. Зачарованные красотой Анжелины, Жанна и Эвлалия смотрели на нее, открыв рот.
Слабый крик нарушил тишину. Это заплакал Анри.
— Возьмите его, мадемуазель, — сказала кормилица. — Он не голоден, просто этот маленький господин требует внимания к себе.
Через мгновение Анжелина уже поднимала своего сына, запеленутого с ног до головы. Ребенок прижался к ее груди. Молодая женщина с восхищением смотрела на малыша, дрожа от счастья. Она вглядывалась в его черты: в изгиб бровей, форму носа, темный пушок на голове. Ребенок тоже смотрел на нее.
— Он просто чудо! — прошептала Анжелина. — Красивый пупс! О! Он мне улыбается!