Ангелов не выбирают

ИР: Но тем не менее карьере ученого он предпочел должность простого земского лекаря – «мужицкого» врача. Иногда, не имея под рукой инструментов, он использовал перочинный нож, гусиное перо, слесарные щипцы, а вместо ниток – женский волос.

АП: Кстати, по женской теме: насколько я знаю, женился Валентин Феликсович по большой любви, и с женой у них народилось четверо ребятишек.

ИР: Да. Но жена умерла рано. И в это страшное время оставшись один, в феврале двадцать первого года, в должности главного врача Ташкентской больницы, он становится священником, а затем и монахом.

АП: А как же дети?

ИР: Он их передал на попечение своей хирургической медсестре Софии Сергеевне Велецкой, которая отдала всю свою любовь детям «врага народа».

АП: Вот это да!

ИР: Теперь он оперировал и читал студентам лекции в рясе и с крестом на груди. Первые годы советской власти, советский институт и вдруг профессор – поп!

АП: И ему разрешали? Почему?

ИР: Да, разрешали. Перед операцией он молился Божией Матери, благословлял больного и ставил на его теле йодовый крест.

АП: Кстати, насчет креста из йода. Говорят, его неверующие ассистенты особо хихикали над этой процедурой, когда речь шла о гинекологических операциях. Так все же, почему он всегда открыто говорил о своей вере?

ИР: Был такой случай: из операционной вынесли икону, и Валентин Феликсович отказался оперировать. Не помогали ни уговоры, ни угрозы. И длилось это до тех пор, пока у высокого начальства не заболела жена. А оперировать некому – он лучший! И вот тогда высочайшим изволением икону вернули на место. И, вслед за иконой, в операционную вошел хирург Войно-Ясенецкий.

АП: Тверд, как скальпель…

ИР: Помноженный на глубину веры. Позвольте, я зачитаю несколько строк из его автобиографии: «Ничто не могло сравниться по огромной силе впечатления с тем местом Евангелия, в котором Иисус, указывая ученикам на поля созревшей пшеницы, сказал им: “Жатвы много, а делателей мало…” Позже, через много лет, когда Господь призвал меня делателем на ниву Свою, я был уверен, что этот евангельский текст был первым призывом Божиим на служение Ему».

АП: А мне понравилось вот это: «Куда меня ни пошлют – везде Бог»; «В служении Богу вся моя радость»; «Считаю своей главной обязанностью везде и всюду проповедовать о Христе».

ИР: А вот признание Валентина Феликсовича сыну Михаилу: «Я подлинно и глубоко отрекся от мира и от врачебной славы, которая, конечно, могла бы быть очень велика, что теперь для меня ничего не стоит. А в служении Богу вся моя радость, вся моя жизнь, ибо глубока моя вера. Однако врачебной и научной работы я не намерен оставлять». И еще: «О, если бы ты знал, как туп и ограничен атеизм, как живо и реально общение с Богом любящих Его…»

АП: Да, глубока вера его!

ИР: И, следуя своим путем, в 1923 году знаменитый хирург принял тайный монашеский постриг и был возведен в сан епископа.

АП: А как это произошло?

ИР: Это случилось в Ташкенте, куда он приехал в шестнадцатом году, уже имея за плечами многолетний опыт работы земским врачом, хирургическую практику во время русско-японской войны, звания доктора медицины и лауреата престижной медицинской премии. В столице Туркестанского края ему доверили пост главного врача Первой городской больницы и выбрали профессором Среднеазиатского государственного университета.

АП: A-а, так вот почему его не трогали. Но не могла же советская власть долго терпеть профессора-епископа?

ИР: Не могла. Его скитания по тюрьмам и ссылкам начались после первой же архиерейской службы в кафедральном соборе города Ташкента 10 июня 1923 года.

АП: Игорь, расскажите нашим зрителям о необычном судебном процессе, где общественным обвинителем выступал председатель ташкентского ЧК, латыш Петерс.

ИР: Этот случай записан со слов профессора Ташкентского мединститута Льва Ошанина. А записал его Марк Поповский, первым решивший собрать в одну книгу «Жизнь и житие Войно-Ясенецко-го, архиепископа и хирурга». Причем еще при жизни архиепископа Войно-Ясенецкого, с которым он лично встречался! Но при советской власти издать ее не удалось, и автор эмигрировал из СССР.

АП: Да, смелость этого человека под стать нашему герою. По-моему, в это же время он написал еще и повесть об известном русском генетике Николае Ивановиче Вавилове, скончавшемся от голода в тюрьме.