Ангелы

Мой инстинкт велел мне снова забеременеть, и немедленно. Тогда можно было бы притвориться, что первой потери никогда и не было. А Гарв сказал, что сделает все, лишь бы я была счастлива. Так что я побежала и купила специальный термометр, чтобы определять дни овуляции. Я не хотела ничего оставлять на волю случая. Моя жизнь отныне была посвящена лишь одному всепоглощающему желанию. Меня терзал ужасный страх. А что, если на это уйдет год? А что, если (немыслимо!) у нас вообще никогда не получится? Но нам повезло. Выкидыш произошел в начале октября, а уже в середине ноября я снова была беременна. Сложно описать ту головокружительную смесь облегчения и счастья, которую я испытала при виде второй голубой полоски на тесте. Нам был дан второй шанс. Мы, затаив дыхание, сжимали друг друга в объятьях и плакали. И от горя, что потеряли первого ребенка, и от радости, что внутри меня – второй.

Но почти сразу же на смену радости пришло беспокойство. Даже не беспокойство, а безотчетный, слепой ужас. А что, если я потеряю и этого ребенка?

– Молния дважды в одно место не ударяет, – сказал Гарв, хотя вообще-то еще как ударяет, да тут у нас и не в молнии дело.

Я стала вести себя очень, очень осторожно. Прекратила ходить по пабам, так как боялась вдохнуть сигаретный дым. Водила машину со скоростью четырнадцать миль в час (хотя для Дублина это быстро на самом деле), чтобы исключить опасность экстренного торможения. Отказывалась даже держать дома сливочный сыр. Даже не позволяла себе рыгнуть. Вполне понятно, если вы примете во внимание, что я боялась даже слишком часто дышать, а то вдруг плод сместится.

Меня мучили кошмары. Однажды мне приснилось, что ребенок умер и все еще был внутри меня. В другой раз сон был про то, что я родила цыпленка. В этот раз мы не сбегали с работы и не покупали сумочек от JP Tod. В прошлый раз нас так сурово наказали за наше счастье, что теперь было страшно сделать хоть что-то, отдающее праздником. Однако во второй раз такого сильного токсикоза не было, меня тошнило, лишь если что-то смешило (а этого почти никогда не было). Смех плавно переходил в сухую рвоту. Я была просто образцовым гостем на званых вечеринках, хе-хе.

Мы осторожно решили, что уменьшившийся токсикоз – это хороший знак. Хотя с медицинской точки зрения оснований не было, я сказала Гарву, что в первый раз ужасная тошнота, наверное, была признаком того, что что-то не так. Он сказал мне то же самое, так что мы попытались уверить в этом и себя, и друг друга.

Любой приступ боли я воспринимала как начало беды. Как-то ночью у меня действительно сильно заболела подмышка, и я была абсолютно убеждена, что это оно. Гарв попытался успокоить меня, подчеркнув, что подмышки находятся в миле от матки. Но я не сдавалась:

– Когда у людей сердечный приступ, у них боль отдает в руку, – ответила я и увидела, что мой страх передался и ему.

Но мы пережили эту ночь. На седьмой неделе мы отправились в первый раз делать УЗИ. Беспокойство уменьшило ту радость от этого события, какую мы испытали с первым малышом. Я постоянно спрашивала, нормально ли выглядит плод, а врач постоянно отвечала «да».

Но что еще она могла сказать? Если быть совсем уж честной, картинка была скорее похожа на размытую черно-белую фотокопию с холста Ван Гога «Звездная ночь».

Мы добрались до девятой недели. Напряжение все росло и росло. В течение девятой недели время замедлилось настолько, что мы ощущали каждую секунду. Мы даже дышали так, словно воздух подавали нам порциями. А потом (невероятно!) эта неделя закончилась без происшествий, и мы нырнули в прозрачные, голубые воды десятой недели. Тучи рассеялись. Мы ловили ртами воздух, словно он был со вкусом шоколада. Вы могли бы невооруженным взглядом заметить в нас перемены. Я помню, как я улыбалась Гарву, а он мне, и мы были шокированы этим незнакомым ощущением.

Прошла десятая неделя. Наступила одиннадцатая. Мы пошли на второе УЗИ. Теперь мы были более мечтательны и веселы, чем во время первого. И произошло нечто, обострившее наши чувства настолько, что я не могла и представить. Я лежала на столе. Врач попросила нас не шуметь, она нажала на кнопку, и кабинет заполнился звуком сердцебиения нашего малыша. Легкое и частое постукивание. Такое частое, что оно казалось непрерывным. Я не могу передать всю глубину моего удивления и радости. Я была в восторге. Как вы могли ожидать, мы оба зарыдали, потом немного посмеялись, и снова покатились слезы. Мы испытали благоговейный трепет. Но пришло и замечательное ощущение облегчения. У малыша билось сердце. Все может быть хорошо.

Когда мы подошли вплотную к двенадцатой неделе, то на самом деле перестали ждать плохого.

– Еще два денечка, – сказала я в ту ночь, и мы взялись за руки, перед тем как уснуть.

Меня разбудила боль. В прошлый раз боли не было, поэтому я сразу не заволновалась. А потом я поняла, что это, и стала убеждать себя, что это сон. Я не могу поверить, что это происходит с нами.