Ангелы ада

Синий свет меняет свою природу: свивается в жгуты, в спирали, они изгибаются, нарушая все законы оптики, – и тянутся к глазам Жужи, к ее раскинутым ладошкам… Но не сжигают, а как бы втягиваются внутрь.

Все действительно заканчивается за пару минут и совсем не так, как должно было закончиться.

Свет меркнет и исчезает. Жужа опускает руки и возвращается на тропу. «Рампы» нет. Просто нет, была – и не стало. Жужа ее выпила, осушила до донышка.

– Двигаемся дальше! – командую я, и собственный голос кажется чужим и незнакомым.

Оставшийся путь через Исайку прохожу на автомате, на рефлексах. Ошибок, впрочем, не совершаю, рефлексы у меня что надо…

Мысли заняты исключительно Жужей. От ужина она вчера отказалась, от завтрака тоже. А когда гостила в Виварии, то питалась символически, воробей больше склюет… Вот, значит, как она подкрепляет силы… Без капельниц, без «энерджайзеров», без тяжкого отходняка – смотри и завидуй, Питер Пэн. И я завидую.

Теперь понятно, отчего вивисекторы из клиники Менгеле готовы заплатить бешеные деньги, лишь бы взглянуть, что у Жужи внутри. Жаль, что моя способность «видеть» электронику и электротехнику на живые организмы не распространяется. Мне тоже любопытственно заглянуть в ее «схему».

Но как бы то ни было, сейчас «батарейки» девчонки заряжены до упора… Лучше даже не гадать, что она способна теперь сотворить. Ментальный контроль над Леденцом может показаться невинной детской шалостью, не говоря уж о стрекозках-бабочках.

И надо с этим что-то делать.

* * *

Привал я объявил, когда свернули с Малой Морской на Гороховую. Здесь находился угловой книжный магазинчик – место проверенное, чистое, подходящее и для привала, и для ночевки. Широкие окна-витрины выходили на обе улицы, и все подходы отлично просматривались и простреливались. Не то чтобы стоило опасаться погони, на Исайке любая погоня потеряла бы наш след, но привычка – вторая натура.

Пока остальные располагались на отдых в торговом зале, я поманил отца: дескать, надо поговорить наедине. Леденца же решил оставить наблюдать за подходами к магазинчику, исключив из состава намечавшегося военного совета. Подозревал, что его мнение по обсуждаемому вопросу окажется не совсем объективным.

Но все повернулось иначе.

– Да, – сказал отец, – мы с Мишей посоветовались и решили, что надо серьезно потолковать втроем.

Я сначала не понял: что за Миша? – лишь пару мгновений спустя сообразил, что отец назвал так Леденца. Мне-то привычнее всюду и везде пользоваться прозвищем. По-моему, вполне подходящее, хотя сталкер давным-давно вылечил бронхит и не кидает постоянно в рот ментоловые леденцы от кашля.

Хотел возразить, но отец уже подозвал Леденца. Пришлось назначить дозорной Лену (Горгону я продолжал демонстративно игнорировать). Надеюсь, справится, на Исайке проявила себя очень хорошо.

Мы прошли узким коридорчиком в служебные помещения магазина. На двери, криво повисшей на одной петле, имелась табличка «Директор». Зашли. Так себе хоромы, сразу видно, что накануне Прорыва здешние книготорговцы не шиковали – у настоящего директора настоящего крупного магазина такой собачьей конурой побрезговал бы даже последний из заместителей.

Сейф в углу уже давненько кто-то вскрыл взрывчаткой, причем неумело, по-дилетантски, – шансы содержимого уцелеть были невелики. На стене висела карта города, снизу на ней болтались разноцветные бумажки, вернее, странички из блокнотика на липучке: телефоны людей, которым непременно надо позвонить, и напоминания о других срочных делах. Воздух здесь был сухой, бумажки выглядели новенькими, хотя стали неактуальными годы назад. Я скользнул по этой макулатуре равнодушным взглядом и…

И замер, увидев собственную фамилию, написанную крупными буквами, да еще дважды подчеркнутую и снабженную тремя восклицательными знаками.

Послание мне? От Плаща? В принципе отчего бы и нет, многие знают, что бываю я здесь нередко, а вычислить варианты маршрута от Вивария к Апрашке не сложно, не так уж их много, вариантов. Даже целый блокнот не придется извести, чтобы оставить копии послания в приметных местах.

Подходить поближе и узнавать содержимое записки не хотелось. Небось какое-нибудь новое условие, затрудняющее обмен, или невыполнимое требование, или… Ладно, что гадать.

Подошел, прочитал. И с трудом удержал смех. Записка гласила:

«ПАНОВ!!! Срочно забрать с Крупы его новый роман о ТГ!»

– Что ты там разглядываешь? – окликнул меня отец. – Эта карта давно устарела. Присаживайся, поговорим.

Стол для совещаний здесь отсутствовал как класс, в клетушку едва втиснулся обычный конторский. На него я и уселся, смахнув слой пыли. Отец занял вращающееся директорское кресло – оно, похоже, уже отчаялось дождаться в этой жизни контакта с чьим-либо задом и отреагировало радостным протяжным скрипом. Леденец, как и положено младшему по должности, примостился на стульчике для посетителей.

– Сначала покончим с текучкой, – огласил я повестку дня. – А потом перейдем к главному. Выкладывайте, что у вас за проблема.

Леденец посмотрел на отца, тот – на Леденца. Мне их переглядывания не понравились.