Ангелы бедствий

— Возможно, но маловероятно, — с сомнением сказала Таня. — То, что они хотели взломать базы данных "Уаджет", это да… Но диверсанты были бывшими ветеранами Второй экспедиции.

— Да, это странно, — кивнул Костя.

"Ветераны Второй экспедиции. Если бы мой отец был жив, он был бы среди них?"

От этой мысли подвыпивший Стас вздрогнул и поежился так, что на него покосились сидящие рядом. Он закрыл глаза, нахохлившись в своем кресле. Ему больше ни о чем не хотелось думать — ни о чем другом, кроме сна. Стас чувствовал, что предположение Насти о предстоящих трудных деньках верное, и в ближайшее время ему не представится поводов для расслабления. Дурное предчувствие скорой беды повисло над ним, подобно опьянению, и сейчас не было другого выхода, кроме как уснуть и забыть обо всем.

Непрошенные мысли все равно не давали покоя сознанию, помутненному несколькими фужерами ликера, и Стас сосредоточился на Насте, с которой расстался два часа назад.

"Или прошло уже три?.. Жаль, что она не пошла с нами".

Стас вспоминал сегодняшнюю прогулку с Настей, их беседу о том, что уже произошло и что произойдет в ближайшие дни. Сейчас он вспомнил и свою полугодовую выходку в вагоне метро — даже тогда он не был пьян, как сейчас — и слабо и криво улыбнулся. Он заслужил пощечину и позже компенсировал свою попытку крайне невежливо обнять ее тем, что спас от кибертанка.

"Она замужем", подумал он и вновь почувствовал острое болезненное чувство в груди.

"Да, действительно. Все в этой жизни кому-нибудь уже принадлежит. Жаль. Она мне нравится".

Настя была тепло расположена к нему, но он ощущал, что невидимый холодный барьер между ними все еще силен, и, наверное, останется таким же неприступным навсегда. Стас не взялся определить, что же она чувствует по отношению к нему на самом деле. Она улыбалась в его сторону так же спокойно и так же нейтрально, как и полгода назад, когда пьяный Стас сказал ей — ты очень красивая.

"Парень, у тебя совсем гайки сорвало. Пора выбросить ее из головы. Она максимум друг, и глупо надеется на что-то большее".

Через полчаса Стас вышел из клуба. Посмотрев в ночное звездное небо, он почувствовал, как закружилась голова, и поспешно запахнув пальто, он шагнул в сторону монорельсового метро. В тишине ночной улицы свежевыпавший снег громко хрустел под подошвами его ботинок, и Стас невнятно пробормотал себе под нос проклятье в адрес того, кто начал разговор об истории. От выпитого он не мог вспомнить, кто это был, и сейчас испытывал лишь досаду. Стасу казалось, что он потратил время зря. Этот вечер не принес особого удовольствия и не развеял его мрачные мысли, скорее наоборот, сгустил тучи. Стас чувствовал себя разбитым и уставшим.

Прошлое не давало ему покоя.

III. Душа мира

Ключ-карта с красной полосой вошел в щель замка. Плафон над дверью пыхнул зеленым, и тяжелые створки отворились. Аня, прежде чем шагнуть вперед, с отрешенным безразличием взглянула на свой пропуск. Раньше полоска на карточке была фиолетовой — привилегированный знак, ключ ко всем секретам "Уаджет", или почти ко всем.

"Я не предательница".

Аня тихо и быстро шла по длинным, гулким коридорам штаб-квартиры в сторону кабинета главнокомандующего. Глядя только перед собой, прижав к груди папку с петицией, она сама себе казалась чужой в этом огромном комплексе. Прошли уже сутки спустя того, как Аню официально признали непричастной к предательству Дениса, и теперь она была полна решительности действовать.

"Панцирь мира" продолжал работать в напряженном режиме сбора, обработки и подготовки информации. Здесь работа не стихала ни на час, но штаб-квартира "Уаджет" еще никогда не казалась ей такой опустевшей, как в последние дни. "Панцирь мира" сделал вид, что никак не отреагировал на окончательную реабилитацию Ковалевой. Хотя Аня и ловила на себе внимательные взгляды других сотрудников штаб-квартиры, она изо всех сил старалась держаться спокойно и невозмутимо. Она чувствовала, что ей это дается с большим трудом, она видела, что и остальные офицеры "Панциря" так же стараются делать вид, будто ничего не произошло. С сегодняшнего утра она прервала почти все свои контакты с коллегами и знакомыми — теми, кому посчастливилось не оказаться в роковую ночь с семнадцатое на восемнадцатое января в комплексе "Перстень".

Она плохо спала этой ночью, как и предыдущей. Никакой сон не шел, когда она закрывала глаза. Образ Дениса, заключенного в саркофаг, его влажное, блестящее бледное лицо, закрытые черной маской глаза и дрожащие, громко шепчущие губы не выходили у нее из головы. Каждый раз вспоминая их встречу в камере допросов Аня чувствовала, как щемит сердце.

Коридор стал шире, пластик на потолке и стенах — светлее. Впереди показалась массивная дверь, перед которой дежурили двое охранников внутреннего периметра.

— У Вас назначено?

— Да. На двадцать один ноль-ноль.

— Ковалева?

— Да, — Анна покосилась на мелкорослого крепыша в черном камуфляже, и ее губы дрогнули:

— У меня нет пропуска… в эту секцию.