Ангелы Черчилля

Спустя шесть часов не помнящая себя от восторга Дейзи снимала чудесное платье в спальне, готовясь к первой в своей жизни ночи в комнате, предоставленной в распоряжение ей одной. Уединение было еще одним новым ощущением. Она в собственной ванной подготовилась ко сну, а потом залезла в очень женскую постель. Она не сомневалась, что не сможет уснуть: голова пухла от ярких впечатлений – автомобиль с водителем, красивый дом, знакомство с отцом Чарли, совсем не страшным и таким же забавным, как его дочь, лондонский театр, первый в ее жизни профессиональный спектакль, а потом, как будто всего этого было недостаточно, ужин в элегантном, полном людьми «Савое»! Сколько всего она расскажет родителям и напишет братьям!

Решение написать Сэму и Филу было ее последней осознанной мыслью. Когда она очнулась, перед ней уже стояла горничная в фартуке: она принесла завтрак – чай и горку горячих тостов с маслом.

До Дартфорда она добралась в тот самый момент, когда завыли сирены воздушной тревоги, и была вынуждена прятаться вместе с множеством людей в тесном бомбоубежище. Все сидячие места были уже заняты, и она стояла, стиснутая толпой, вдыхая не лучшие запахи, и настраивала себя на приятные мысли о пережитом только что. Но на душе все равно кошки скребли. Где отец, ведь он должен был ее встречать? Наверняка успел забежать в одно из бомбоубежищ. Как там мать и сестра, достаточно ли надежно их домашнее укрытие?

Оглушительным разрывам не было конца. Несколько солдат попробовали затянуть песню.

– Леди и джентльмены, споемте «Выкатывай бочку»! – раздался призыв.

Недружные попытки ни к чему не привели, тогда кто-то предложил исполнить «Спрячь свои беды в котомку», и тут уж Дейзи распевала во все горло вместе с соседями по убежищу. Она ведь служит в ВААФ, ее долг и привилегия – всеми силами способствовать победе, хотя бы так… Все это помогало ей забыть про гул самолетов и даже про разрывы бомб и пальбу зениток.

Охрипший запевала уже в пятый раз затягивал «Ламбет-уок», когда прозвучал долгожданный сигнал отбоя тревоги, и измученная толпа, не способная уже ни на что, кроме шарканья в потемках, потянулась наружу, где ее ждала страшная картина. Повсюду пылали пожары, особенно худо было по ту сторону Милл-Понд-роуд, где теснились химические и оружейные заводы.

Дейзи, понимая, что отец где-то неподалеку, не знала, как ей быть. Стоять и ждать в надежде, что с ним ничего не случилось и что он придет сюда, к убежищу рядом с вокзалом, – или возвращаться домой самой? В этой части города было светло от пожаров, но дальше, за Хит-стрит и Хоум-гарденс, не говоря о Хай-стрит, ее ждала кромешная тьма. Что там на небе – видны ли звезды, луна? Но неба она не могла разглядеть из-за дыма – между ней и звездами, которые, может быть, осмеливались мерцать, громоздилась стена огня. При затемнении разрешалось пользоваться слабыми фонариками, но она стояла, оцепенев, пока не увидела отца.

– Идем, Дейзи. – Отец был вымазан сажей и, казалось, сам дымился. – Поможем пожарным. Не забыла, как пользоваться насосом?

Времени обниматься и радоваться, что оба живы, не осталось; но с этим можно было и не спешить. Они превратились в добровольных пожарных, умевших справляться с возгораниями, опознавать неразорвавшиеся бомбы, тушить распространяющийся пожар.

– Фургон неисправен, Дейзи, домой придется добираться пешком, – сказал Фред спустя несколько часов, и только тогда Дейзи сообразила, что потеряла свой чемоданчик, а значит, что было куда важнее, чудесное новое платье.

Хорошенького понемножку, подумала она и ничего не сказала. Что толку? Она не знала, куда бежать, где искать, а тем временем уже светало.

– Подумаешь, платье, – пробормотала она. – Жизнь важнее.

– Ты о чем, доченька?

– Я могла бы совершить убийство ради чашки чая, папа.

– Я тоже, родная.