— Могу и не являться, сама за бумагами будешь бегать, — ухитрившись расслышать ее слова, ответил коренастый, стриженный «под ежик» мужчина со шрамом через всю левую щеку. Произнес он это мрачно и с вызовом, сразу дав Инне понять, к чему именно относилось произнесенное женщиной «еще один».
— Ладно, Захар, не ворчи, — примирительно сказала ему другая конторщица. — Познакомься вот лучше: это Инночка, наш новый фельдшер.
Мужчина молча кивнул, скользнув по фигуре девушки цепким взглядом. И вышел, оставив у Инны какой-то нехороший осадок на душе, будто исхитрившись ее оцарапать.
— Ты не бойся его, Захарушка у нас совершенно безобидный, — заметив, как помрачнела Инна, поспешила успокоить ее конторщица. — Угрюмый — да — и нелюдимый, но по характеру добрый. Мать его в детстве била смертным боем, шрам на щеке у него с тех времен остался. И в душе, наверное, тоже немало всяких шрамов скопилось, потому наш Захарушка и не женат до сих пор. А так — и к детям чужим очень хорошо относится, и соседа не бросит в беде, и собак бездомных подбирает, и вообще…
— Здравствуйте, королевы бумажных цифр! — жизнерадостно перебил ее на полуслове очередной вошедший мужчина. И опустил на ближайший стол две увесистые картонные коробки, поставленные одна на другую. — Принимайте орудия труда!
— Ой, девочки, не знаю, как бы я это все доперла! — выдохнула появившаяся следом женщина, скидывая с головы запорошенный снегом пуховый платок. — Выдали все разом, и бумагу, и бланки на квартал. Да еще отчеты вернули. Хорошо, что участковый встретился и помог!
— Не просто участковый, а блюститель порядка, покоя и справедливости, — авторитетно поправил ее добровольный помощник.
— Да ладно тебе, балагур! — дружно заулыбались конторщицы. — Валер, пока ты еще здесь, переставь, пожалуйста, коробки на стеллаж. И познакомься: это наш новый фельдшер, Инночка.
Инна так же механически, как и всем, кивнула участковому в ответ на его восторженное приветствие, а потом тоже машинально проводила взглядом его спину до двери. Все, чего ей сейчас хотелось, это отмотать отрезок жизни назад, чтобы никогда здесь не появляться. Здесь, где ей даже места не нашлось и где почти все откровенно рады ее приезду, но никто пока не берется помочь.
Когда в следующий раз распахнувшаяся дверь пропустила внутрь темноволосого мужчину, по виду лет на пять постарше Степана, в молодецки распахнутой черной кожаной куртке на белом овечьем меху, конторщицы встрепенулись.
— Ларичев, ты-то у нас точно никуда не спешишь! — воскликнула одна из них. — Вот ты и выручай! Девочка к нам приехала, фельдшер, а устроить некуда. Можно было бы отвезти ее в…
— Фельдшер?
Мужчина перевел глаза на Инну и едва уловимо вздрогнул, изменившись в лице. И застыл, пристально глядя на нее. Инне от его взгляда стало не по себе. Что в нем было? Словно отчаяние пораженного насмерть. Но девушка чем угодно могла бы поклясться, что видит этого человека впервые в жизни и, уж конечно, не успела сделать ничего такого, чтобы вызвать подобную реакцию с его стороны. Для того только, чтобы прервать немую сцену, Инна хотела спросить, не знакомы ли они, но, к ее облегчению, мужчина быстро справился с собой. Смугловатое и неровное, словно бы испещренное мелкими оспинками, его лицо как будто оттаяло, на него вернулись нормальные краски, плотно стиснутые губы разжались, и выражение темно-карих глаз, от которого у Инны вначале мороз пробежал по коже, изменилось. Мужчина вздохнул, причем так глубоко, как будто до этого вовсе не дышал, и переспросил вполне спокойным, низким, мелодичным голосом:
— Фельдшер?
— Да, — ответили конторщицы, вдруг почему-то начавшие переглядываться.
— И вам, конечно же, как всегда, негде ее устроить? — с насмешливой издевкой уточнил Ларичев.
— Именно что негде! — с вызовом откликнулась одна из женщин, уже уставшая, по-видимому, от свалившейся как снег на голову проблемы. — Мы-то здесь с какого боку? Сами, что ли, служебное жилье должны перестраивать? А директор только обещаниями сыплет. Ему-то что, у него семья в городе.
— Все ясно, — отмахнулся от нее мужчина, снова переводя взгляд на Инну. — Ну что ж, я живу один в трехкомнатной квартире, так что с радостью могу уступить часть пустующей жилплощади.
«Этого только не хватало! — подумала Инна. — Я тебя знать не знаю, и вдруг — поселиться с тобой в одной квартире!»
Но, заметив просиявшие лица конторщиц, она с ужасом поняла, что как раз на такое решение проблемы женщины и рассчитывали.
— Соглашайся, Инночка! — не давая ей времени на отказ, воскликнула одна из них. — У Вадьки и правда места — хоть танцуй. И смирный он у нас, как никто другой, и тихий…
— Бирюк, — подсказал Ларичев.
Женщины смутились, как если бы он произнес вслух данное ему за глаза прозвище. А Вадим продолжил, обращаясь теперь к одной только Инне:
— Поехали, а то как бы тебя прямо здесь ночевать не оставили. Не бойся, обещаю, что хуже, чем есть, точно не будет.