Ангелы и демоны

Вертолет поднимался все выше в своем последнем смертельном полете. Он оказался в нем, как в ловушке. Огни Рима внизу, за открытыми дверями кабины, удалялись с каждой секундой. Инстинкт самосохранения требовал, чтобы он немедленно выбросил за борт ловушку с антивеществом. Но Лэнгдон знал, что менее чем за двадцать секунд ловушка успеет пролететь половину мили. И она упадет на город. На людей. Выше! Выше!

Интересно, как высоко они сумели забраться, думал Лэнгдон. Маленькие винтомоторные самолеты, как ему было известно, имеют потолок в четыре мили. Вертолет успел преодолеть значительную часть этого расстояния. Сколько осталось? Две мили? Три? У них пока еще есть шансы выжить. Если точно рассчитать время, то ловушка, не достигнув земли, взорвется на безопасном расстоянии как от людей на площади, так и от вертолета. Он посмотрел вниз, на раскинувшийся под ними город.

— А что, если вы ошибетесь в расчетах? — спросил камерарий.

Лэнгдон был поражен. Пилот произнес это, даже не взглянув на пассажира. Очевидно, он сумел прочитать его мысли по туманному отражению в лобовом стекле кабины. Как ни странно, но камерарий прекратил управление машиной. Он убрал руку даже с рычага управления газом. Вертолет, казалось, летел на автопилоте, запрограммированном на подъем. Священник шарил рукой позади себя под потолком кабины. Через пару секунд он извлек из-за кожуха электрического кабеля спрятанный там ключ.

Лэнгдон с изумлением следил за тем, как камерарий, поспешно открыв металлический ящик, укрепленный между сиденьями, достал оттуда черный нейлоновый ранец довольно внушительных размеров. Священник положил ранец на пассажирское кресло рядом с собой, повернулся лицом к Лэнгдону и сказал:

— Давайте сюда антивещество.

Уверенность, с которой он действовал, привела ученого в изумление. Священнослужитель, видимо, нашел нужное решение.

Лэнгдон не знал что думать. Передавая камерарию ловушку, он сказал:

— Девяносто секунд.

То, как поступил с антивеществом клирик, повергло ученого в еще большее изумление. Камерарий осторожно принял из его рук ловушку и так же осторожно перенес ее в грузовой ящик между сиденьями. После этого он закрыл тяжелую крышку и дважды повернул ключ в замке.

— Что вы делаете?! — чуть ли не закричал Лэнгдон.

— Избавляю нас от искушения, — ответил камерарий и швырнул ключ в темноту за иллюминатором. Лэнгдону показалось, что вслед за ключом во тьму полетела его душа.

После этого Карло Вентреска поднял нейлоновый ранец и продел руки в лямки. Застегнув на поясе пряжку, он откинул ранец за спину и повернулся лицом к онемевшему от ужаса Лэнгдону.

— Простите меня, — сказал он. — Я не хотел этого. Все должно было произойти по-другому.

С этими словами он открыл дверцу и вывалился в ночь.

Эта картина снова возникла в мозгу Лэнгдона, и вместе с ней вернулась боль. Вполне реальная физическая боль. Все тело горело огнем. Он снова взмолился о том, чтобы его вернули назад, в покой, чтобы его страдания закончились. Но плеск воды стал сильнее, а перед глазами замелькали новые образы. Настоящий ад для него, видимо, только начинался. В его сознании мелькали какие-то беспорядочные картинки, и к нему снова вернулось чувство ужаса, которое он испытал совсем недавно. Лэнгдон находился на границе между жизнью и смертью, моля об избавлении, но сцены пережитого с каждым мигом становились все яснее и яснее…

Ловушка с антивеществом была под замком, и добраться до нее он не мог. Дисплей в железном ящике отсчитывал последние секунды, а вертолет рвался вверх. Пятьдесят секунд. Выше! Еще выше! Лэнгдон осмотрел кабину, пытаясь осмыслить то, что увидел. Сорок пять секунд! Он порылся под креслом в поисках второго парашюта. Сорок секунд! Парашюта там не было! Но должен же существовать хоть какой-нибудь выход!!! Тридцать пять секунд! Он встал в дверях вертолета и посмотрел вниз, на огни Рима. Ураганный ветер почти валил его с ног. Тридцать две секунды!

И в этот миг он сделал свой выбор.

Выбор совершенно немыслимый…

Роберт Лэнгдон прыгнул вниз, не имея парашюта. Ночь поглотила его вращающееся тело, а вертолет с новой силой рванулся вверх. Звук двигателя машины утонул в оглушительном реве ветра. Такого действия силы тяжести Лэнгдон не испытывал с того времени, когда прыгал в воду с десятиметровой вышки. Но на сей раз это не было падением в глубокий бассейн. Чем быстрее он падал, тем, казалось, сильнее притягивала его земля. Ему предстояло пролететь не десять метров, а несколько тысяч футов, и под ним была не вода, а бетон и камень.