Ангелы и демоны

Лэнгдон боролся изо всех сил. От страшного напряжения все его мышцы налились болью. Он вглядывался в дно бассейна через завесу воздушных пузырьков, пытаясь увидеть пистолет. Но аэрация в этом месте была сильнее, чем где-либо, и вода вокруг него просто кипела. Он видел все хуже и хуже по мере того, как его лицо приближалось к прикрепленному ко дну фонтана ослепительно яркому фонарю. Лэнгдон протянул руку и схватился за фонарь. Стекло было нестерпимо горячим. Несмотря на это, ученый не отпустил руку, а, напротив, попытался подтянуться к фонарю, чтобы встать на ноги. Но оказалось, что стойка фонаря крепилась на шарнирах. Она повернулась, и Лэнгдон тут же потерял последнюю опору.

Ассасин все сильнее придавливал его ко дну.

И в этот момент Лэнгдон увидел его. Из слоя монет на дне высовывался тонкий черный цилиндр. Глушитель пистолета! Лэнгдон вытянул руку, но как только его пальцы коснулись цилиндра, он понял, что это не металл. Это была пластмасса. Когда он потянул за непонятный предмет, из-под слоя монет появилась похожая на змею гибкая резиновая трубка. Трубка имела в длину два фута, и из нее вырывался поток воздушных пузырьков. Под руку ему попался вовсе не пистолет Оливетти, а один из многочисленных sputanti – аэраторов. Совершенно безопасных предметов, способных лишь генерировать воздушные пузырьки.

* * *

А находящийся в нескольких футах от него кардинал Баджиа чувствовал, как его душа покидает тело. Хотя священнослужитель готовил себя к этому моменту всю свою жизнь, он и представить не мог, что его конец будет таким. Его телесная оболочка пребывала в страданиях… Она была обожжена, покрыта кровоподтеками, а теперь лежала на дне, придавленная огромной железной цепью. Кардиналу пришлось напомнить себе, что его страдания не идут ни в какое сравнение с тем, что пришлось испытать Христу.

«Он умер за мои грехи…»

До Баджиа доносились звуки развернувшейся рядом с ним схватки. Этот звук лишь усугублял страдания старика. Его похититель готовился отнять еще одну жизнь… жизнь человека с добрыми глазами, человека, который пытался протянуть ему руку помощи.

Страдающий кардинал лежал на спине и смотрел сквозь слой воды на черное небо над ним. На миг ему даже показалось, что он видит звезды.

Время.

Оставив все страхи, кардинал Баджиа открыл рот и выдохнул из груди воздух. Он знал, что это было его последнее дыхание, и спокойно наблюдал за тем, как дух его возносится к поверхности через стайку мелких воздушных пузырьков. Затем он рефлекторно вздохнул, и вместе с водой в его легкие впилась тысяча ледяных кинжалов. Боль продолжалась всего несколько мгновений.

После этого… наступил покой.

* * *

Не обращая внимания на боль в раненой ноге, ассасин сосредоточил все свое внимание на американце, который теперь был плотно прижат ко дну под слоем бурлящей воды. Пора заканчивать. Он усилил давление, понимая, что теперь Роберту Лэнгдону не удастся ускользнуть от смерти. Как он и рассчитывал, сопротивление жертвы постепенно ослабевало.

Неожиданно тело американца напряглось, а затем его начала бить сильнейшая дрожь.

Вот оно, подумал убийца. Озноб. Так бывает, когда вода проникает в легкие. Ассасин знал, что озноб продолжается не более пяти секунд.

На этот раз он продолжался шесть.

Затем, как и ожидал убийца, тело обмякло, как надувной шар, из которого выпустили воздух. Все кончено. Ассасин выждал еще тридцать секунд, чтобы дать воде пропитать всю ткань дыхательных органов. Теперь он чувствовал, как тело Лэнгдона удерживается на дне самостоятельно, без каких-либо усилий с его стороны. Убийца отпустил труп, ухмыльнувшись при мысли о том, что в фонтане «Четыре реки» прессу ждет двойной сюрприз.

– Мерзавец! – выругался ассасин, выбравшись из фонтана и взглянув на кровоточащую ногу.

Носок ботинка оказался разорванным, а кончик большого пальца был, видимо, оторван пулей. Проклиная себя за невнимательность, он оторвал обшлаг брюк и затолкал ткань в дыру в ботинке. Боль усилилась.

– Чтоб ты сдох, – пробормотал убийца и, скрипя зубами, протолкнул тряпку как можно глубже. Кровотечение уменьшилось, а через несколько секунд и вообще прекратилось.

Ассасин перестал думать о боли и сосредоточил все свои мысли на предстоящем удовольствии. Его работа в Риме завершена, и он прекрасно знал, что теперь может вознаградить себя за все вызванные ею неприятности. Надежно связанная Виттория Ветра ожидает его возвращения. Его вожделение не могли охладить ни ледяная вода, ни насквозь промокшая одежда.

«Я заслужил свою награду», – думал он, влезая в микроавтобус.

* * *