Десантный корабль снизился, выхлоп его двигателей испарил снег. В поле обзора Пулла находилась вся виа Оксидентис до развалин текстильного рынка. Там засело отделение Гальдерика, партизаны Салюмона расположились под арками главного путепровода. «Громовой ястреб», казалось, опускается точно между тремя выжидающими группами повстанцев.
Транспортник приземлился, окруженный завитками пара. Откинулась рампа, по которой спустился единственный воин в эбеново-черной силовой броне. Золотые украшения на ней блеснули в свете из пассажирского отсека.
В руке легионер держал топор с широким лезвием в форме песочных часов.
— Всего один? — усмехнулся Вризант, вскидывая установку на плечо.
Товий поднял руку:
— Постой…
Издали донеслись глухие хлопки, эхом раскатившиеся по долине. Заглянув в горизонтальную бойницу, Пулл увидел облачка дыма, поднимавшегося над позициями у входа в лощину. Через две секунды он услышал вой снижающихся ракет и бросился к лестнице.
Еще несколько бойцов успели выбраться с крыши и ринулись вслед за командиром, когда взорвался первый снаряд. Весь скрипторий пошатнулся, Товия скатился по металлическим ступенькам, сверху на него повалились Касторий и Вазериан.
Крыша исчезла во вспышке белого пламени, по лестнице на мятежников посыпались обломки. Пулл, не в силах отдышаться и сдвинуться с места, пытался столкнуть Вазериана.
Огонь наверху не погас, но приобрел бледно-голубой оттенок. Его язычки лизали края люка, ведущего на крышу. Товия заметил, как вязкая капля горящей жидкости упала на первую ступеньку. Как ни удивительно, по металлу целеустремленно поползли пылающие ручейки, над которыми курился лазурный дымок. Пламя все ближе подбиралось к иллирийцам.
— Фосфекс! — прорычал Пулл, кое-как поднявшись.
Здание снова тряхнуло — еще одна ракета врезалась в восточную стену под тиафонцами, пробила кирпичи и разбрызгала гибельный огонь внутри постройки. Ручейки пламени сверху побежали быстрее, Товия чувствовал на шее их жар, пытаясь вместе с товарищами добраться до следующего пролета.
Огонь уже подбирался снизу. Бурлящий фосфекс немыслимым образом прыгал по ступеням, словно подгоняемый осознанным желанием убивать. Касторий завопил и замахал руками: его шерстяная безрукавка загорелась, языки пламени опалили лицо.
Дыма не было, но фосфекс пожирал кислород, и Пулл уже задыхался. Он рухнул на колени, покатился по лестнице и сбил с ног Кастория. За считанные секунды огонь целиком охватил парня и, пока командир с ужасом наблюдал за происходящим, поглотил его одежду, кожу и плоть, оставив лишь обугленные кости. Сзади Товии завизжал и быстро затих Вазериан.
Воздух на лестнице выгорел, Пулл не мог даже вскрикнуть. Пытаясь вдохнуть в последний раз, он распахнул рот, но туда заскочил фосфекс и выжег иллирийца изнутри.
Повернувшись, Фарит Редлосс обратился к Данаю. Его заместитель координировал фосфексную атаку с главного пульта связи.
— Сообщи лорду-защитнику: умиротворение началось.
Избранный преемник Крыла Ужаса торжественно кивнул.
— Мы пришли, — нараспев произнес воин. — Мы — смерть.
Редлосс улыбнулся, поднимаясь по рампе. За его спиной Тиафон пожирало пламя.
Глава 22:
Час испытаний
Лютер потратил несколько часов, чтобы тщательно спланировать триумфальный пир, в том числе особую рассадку гостей. В последний раз ему требовалось проявить такое внимание к мелочам при подготовке к собственной свадьбе с Фионой.
Гроссмейстер не хотел вспоминать жену, только не сейчас. Всего через два года после венчания она умерла при первых родах, вместе с дочерью. Полгода спустя Лютер наткнулся в лесу на одичалого паренька. Что изменилось бы, если бы Лев вырос в семье с матерью и сестрой?
Варианты судьбы. Последнее время мысли о них не оставляли рыцаря.
Стоя на мосту в новое будущее, перекинутом через гибельную бездну, Лютер гораздо чаще думал о былом, чем за прошлые полвека.
Что, если бы он позволил сарошцам убить Эль’Джонсона?
Что, если бы он не уступил Льву пост гроссмейстера Ордена?
Что, если бы он не спас мальчика в лесу?
Сожаления? Нет. Лютер по-настоящему сожалел только о том, чего не сделал. Он не собирался сожалеть о том, что произойдет в ближайшие часы и дни. Сама Вселенная, вкупе с наивностью Корсвейна, предоставила ему возможность, за которую нужно было ухватиться.
Рыцарь загонял тревожные мысли вглубь, обращался к окружающим только с улыбкой или шуткой.
— Уверен, в последние годы вы очень скучали по скромным удобствам Калибана, — заметил он соседям по главному столу, Белату справа и Гриффейну слева.
Магистр капитула ел нехотя и понемногу. Копьеносец вел себя непринужденно, порой заговаривал с другими легионерами, часто посмеивался.