Родители воспитали его с обостренным чувством долга и ответственности. «Темнокожий человек, – любил говорить отец, – должен выполнять любую работу вдвое лучше белого, чтобы завоевать себе хоть какую-нибудь репутацию. И тут нет ничего обидного. И это не повод для возмущения. Всего лишь суровая правда жизни. С таким же успехом можно возмущаться тем фактом, что зимой холодно. И вместо того чтобы возмущаться, посмотри правде в глаза, работай вдвое больше – и ты всего добьешься. Ты должен преуспеть, потому что на тебя равняются твои братья». В результате такого воспитания Лем, не раздумывая, выкладывался на полную катушку при выполнении любого задания. Он до смерти боялся потерпеть неудачу, что случалось с ним крайне редко, и мог неделями копаться в дерьме, если впереди его ждало успешное завершение дела.
– Можно тебя на минуточку? – спросил Уолт, направляясь к открытой задней двери хижины.
Лем кивнул и, повернувшись к Клиффу, сказал:
– А ты оставайся здесь. Проследи, чтобы никто – ни патологоанатомы, ни фотограф, ни копы, буквально никто – не покинул место преступления, не поговорив со мной.
– Будет сделано, сэр, – ответил Клифф.
Он поспешно направился в переднюю часть хижины сообщить находившимся там людям, что они на временном карантине, ну и, кроме того, убраться подальше от лишенной глаз головы.
Лем вышел вслед за Уолтом Гейнсом на полянку перед домом. Заметив металлический лоток и валявшиеся на земле поленья, Лем остановился, чтобы их осмотреть.
– Мы считаем, все началось именно здесь, – сказал Уолт. – Возможно, Далберг пошел за дровами для очага. Возможно, когда из-за деревьев появилось нечто, он бросил свою ношу и рванул в дом.
Они стояли в кроваво-оранжевых лучах вечернего солнца на опушке, вглядываясь в фиолетовые тени и таинственные зеленые лесные глубины.
Лем чувствовал себя не в своей тарелке. Он опасался, что беглец из лаборатории доктора Уэзерби где-то неподалеку и сейчас наблюдает за ними.
– Итак, что происходит? – поинтересовался Уолт.
– Не могу сказать.
– Национальная безопасность?
– Совершенно верно.
Ветви елей, сосен и платанов шелестели на ветру, и Лему показалось, что кто-то осторожно пробирается сквозь кусты.
Больное воображение, только и всего. И тем не менее Лем был рад, что у них с Уолтом Гейнсом под рукой были надежные пистолеты в наплечной кобуре.
– Если настаиваешь, можешь держать язык за зубами, но ты не имеешь права абсолютно все от меня скрывать. Я ведь далеко не дурак.
– А я тебя никогда и не считал дураком.
– Во вторник утром каждое треклятое полицейское управление в округах Ориндж и Сан-Бернардино получило срочный запрос из АНБ с просьбой оказать помощь в организации облавы, дальнейшая информация о которой будет предоставлена позже. Что заставляет нас дергаться. Мы ведь знаем, за что отвечают ваши парни: охрана военно-промышленных разработок и защита наших секретов от вечно пьяных русских. А так как в Южной Калифорнии находится половина военных подрядчиков США, то здесь явно есть что воровать. – Лем, плотно сжав губы, смотрел куда-то вглубь леса, и Уолт продолжил: – Итак, предположим, мы разыскиваем русского агента с полными карманами ворованных секретов и рады помочь Дяде Сэму дать кому-то хорошего пинка под зад. Однако к полудню вместо необходимых деталей мы получаем аннулирование запроса. И в результате никакой облавы. Все под контролем, говорит твоя контора. Ложная тревога, говоришь ты.
– Совершенно верно. – (В АНБ поняли, что не в состоянии должным образом контролировать местную полицию, а значит, не могут ей полностью доверять; это была работа для военных.) – Запрос сделан по ошибке.
– Черта с два! Ближе к вечеру того же дня мы узнаем, что вертолеты морпехов с аэродрома в Эль-Торо кружат в предгорьях Санта-Аны. А к утру среды с базы ВМС Кэмп-Пендлтон переброшена сотня морпехов с суперсовременными устройствами слежения с целью прочесывания местности.
– Да, я слышал об этом, – отозвался Лем, – но это не имеет никакого отношения к моему агентству.
Уолт старательно отводил глаза, избегая зрительного контакта. Он тоже уставился на окружавшие поляну деревья. Конечно, Уолт знал, что Лем лжет, знал, что Лем вынужден лгать, но считал бестактным заставлять друга лгать, глядя ему в глаза. Внешне грубоватый и неотесанный, Уолт Гейнс был на редкость деликатным человеком, обладавшим талантом дружить.
При этом служебным долгом Уолта, как шерифа округа, было попытаться прозондировать почву, хотя он точно знал, что Лем не расколется.
– Морпехи сообщили нам, что это учения, – сказал Уолт.
– Да, я слышал то же самое.
– Обычно они предупреждают нас об учениях за десять дней.
Лем не ответил. Ему показалось, в лесу мелькнула какая-то тень, нечто темное, пробиравшееся через сосновый сумрак.