Ангелы крови

Продолжить он не успел, запиликал мобильник. Крауч достал телефон, улыбнулся, взглянув на экран:

— Здорово, старик. Да, конечно. Слушай, Гловер, я когда-нибудь тебя подводил? Ага. Да, понял, сегодня вечером.

Он замолчал, слушая собеседника. Продолжая вести машину одной рукой, зажал телефон между щекой и плечом, черкнул в прикрепленном к «торпеде» блокноте. Покосился на напарника:

— Ага. Рыжик Мик. Точно. Салага, но толковый. Спрошу. Но думаю согласится. Все, лады.

Нажав кнопку отбоя, глянул на Мика, во время разговора превратившегося в слух.

— Кажется у тебя появился шанс стать героем. Или сдохнуть.

Мик радостно осклабился.

***

Вуралос позвонил в 16.45 на личный номер Реннингтона и сказал, что задержится — усатый кретин Меес'к закусил свои грёбаные усы и ни в какую не хотел отдавать дело о перестрелке в доме лейтенанта Марино. Более того, этот идиот не отдавал даже тела офицеров Девятки.

Реннингтон рассеянно приказал держать его в курсе дела и обязательно явиться для личного доклада не позднее двадцати одного ноль-ноль.

Отдав это распоряжение, он крутанулся в кресле и снова положил руки на пульт мант-вычислителя.

Глаза Артура Реннингтона горели лихорадочным блеском, пальцы с неимоверной скоростью бегали по костяным кнопкам. Операторы научного отдела Дома Тысячи Порогов падали от усталости у своих пультов, подгоняемые волей безжалостных существ — начальника Девятки и Хранителя.

Результаты превосходили все возможные ожидания.

Предложенное Реннингтоном использование некоторых техник гипноза Милосердных Сестер одновременно с Ангельской Звездой окончательно сломило сопротивление подопытного.

Удалось выработать и несколько новых режимов Звезды, один из которых позволял держать объект в состоянии боевой готовности практически неограниченное время.

Долгожданный прорыв произошел.

Подойдя к Реннингтону, Хранитель положил руку ему на плечо:

— Вы понимаете, что нам за сутки удалось достичь уровня великого Аланая?

— А? Да-да… Сейчас мы примерно на его уровне, — рассеянно ответил Реннингтон, не отрывая взгляда от экрана, на котором вращалась модель Звезды.

— Но нам ведь нужно нечто иное, не так ли? — со смешком ответил он. — А потому, с вашего позволения, продолжим.

Дэмьен захлопнул телефон и аккуратно положил его на место — в нагрудный карман пиджака Вуралоса.

— Поверил? — спросил его стоявший в дверях Кинби.

— Конечно, он же сейчас только о Звезде думает.

— Тогда пойдем. Надо съездить еще кое-куда.

— Минутку. Дай я еще раз посмотрю.

Подняв за волосы голову мертвеца, Дэмьен всмотрелся в лицо доббера, удовлетворенно хмыкнул и повернулся к Кинби.

На вампира смотрело улыбающееся лицо Вуралоса.

Дэмьен прижался щекой к щеке трупа и хихикнул:

— Ну, как? Кажется, я ничего не забыл.

Кинби передернуло от этого смешка и от зрелища двух одинаковых нечеловеческих лиц, глядящих на него из полумрака.

Стараясь не показать отвращения, Кинби сказал:

— Главное, вечером не забудь полностью сымитировать. А теперь пойдем.

И они вышли из дома.

В Комнате Перекрестков неподвижно сидел Тишиг.

На коленях лежал обнаженный клинок. Указательными пальцами Художник касался лезвия рядом с острием и возле рукояти. Закрыв глаза, он впитывал восхитительную энергию темных пространств, пересекающихся в этой комнате. Каждой клеточкой ощущал биение божественной Звезды, все громче поющей под воздействием воли Реннингтона и Хранителя.

Восхитительная песня беспредельной власти. Она пела для него. Для художника, способного оценить красоту песни. Скоро они будут вместе. Скоро.

Сидя посреди пустоты, крепко привязанный невидимыми ремнями, Чикарро переставал чувствовать себя. Оставалось лишь одно желание — подчиняться. Делать то, что диктует ослепительное Ничто, слиться с ним и испытать наивысшее запредельное блаженство, к которому он стремился все эти годы, глуша себя «весенними дарами». Нечто подобное он уже испытывал когда-то — восторженное погружение в Несебя, растворение в Нигде. После него он обнаруживал себя забрызганным кровью, стоящим над изрубленными телами, но воспоминание о восторге уничтожало стыд, стирало ужас.

Сейчас ощущения были еще сильнее.

Чикарро орал, снова и снова умоляя позволить ему перестать быть.

Выжигающее мозг сияние смеялось, дразнило, ускользало, не позволяя полностью раствориться.

То, что осталось от личности Чикарро, рыдало от ужаса, клубком свернувшись в уголке полностью разрушенного сознания.

Полночь. Один из хозяйственных входов Дома Тысячи Порогов

Сумерки пронеслись стремительно, как удар ножа — только что светило солнце и вот, багровая вспышка, обжигающий жар, зарево заката на полгоризонта, и душная, полная электрического света, холодного сияния мант-светильников и непроглядной тьмы в воняющих мочой и грехом переулках, городская ночь.

Далеко над Суранским лесом беззвучно полыхнула, раздирая небосвод, молния.

От неприметного служебного входа Дома Тысячи Порогов отъезжала машина начальника дежурной смены хозяйственного отдела.