Ангелы Миллениума. Игрушка на удачу

Сознание медленно возвращалось к стажеру. Легкий ветерок холодил тело. Что-то щекотало грудь. Он попытался пошевелиться, но не смог двинуть ни рукой ни ногой. Их что-то держало. С трудом разлепив глаза, Валентин увидел на фоне звездного неба склонившуюся над ним фигуру в темном балахоне, рисующую что-то кисточкой на его груди. На голову незнакомца был надвинут капюшон. Левой рукой «художник» держал чашу, в которую периодически макал кисточку. Валентин, скосив глаза, осмотрелся и понял, что лежит абсолютно голый, распятый на деревянном кресте. Вокруг него стояли люди в таких же капюшонах с факелами в руках, и со всех сторон частоколом торчали покосившиеся ржавые оградки и кресты. Похоже, он находился на небольшой площадке в центре кладбища. «Вот и моя Голгофа, — с каким-то странным спокойствием подумал стажер. — Хорошо, хоть не гвоздями прибили». Руки и ноги его были плотно притянуты к кресту веревками. Он еще раз посмотрел на «художника», разрисовывавшего его грудь. «Как удобно сидит, гад. Сейчас бы врезать с разворота!» Перед глазами поплыл туман, подступила дурнота. «Что они мне вкололи?» Юноша попытался напрячь мышцы, но феноменальные способности, переданные Некроном, несмотря на экстренную ситуацию, не просыпались. А они бы сейчас ох как пригодились! «Артефакт меня все-таки достал, — сообразил юноша, — явно его работа. А почему я ничего не слышу?» Организм словно ждал этого вопроса, и в него тут же ворвалось море звуков: шелест травы на ветру, ритуальный напев «художника», бормотавшего по ходу работы заклинания, стоны и всхлипывания женщины, которую уговаривал крепиться слабый мужской голос. Голоса были знакомые. «Селивановы! Родители Мишки!» Юноша скрипнул зубами, рванулся. Веревки впились в кожу, но выдержали.

— Очухался? — радостно спросил «художник», прекратив песнопения. — Это хорошо. Я хочу, чтобы ты чувствовал, как горит твоя плоть. А знаешь, чем я рисую каббалу? Кровью людей, породивших предателя! Они тоже будут принесены в жертву, но достанутся не огню, а порождениям сил тьмы, которых я сейчас вызову. Когда твое тело будет корчиться в очищающем огне, геенна огненная соединится с этим миром. Радуйся. Это великая честь — быть проводником для исчадий ада.

— Могу тебе эту честь уступить.

— А ты веселый мальчик. И смелый. Жаль, что выступаешь не на нашей стороне, а на стороне сил зла.

— Дядя, я сразу понял, что ты больной. Я, значит, на стороне сил зла, а ты, вызывая демона, на стороне добра?

— Основы христианства разрушены! — брызгая слюной, завопил «художник», да так энергично, что с него слетел капюшон, и Валентин сразу узнал «немого» дворника. — Без зла нет добра! Чтобы возродить веру, мы… — Дворник осекся, стрельнул глазами в сторону своей паствы с факелами и вновь начал бормотать заклинания.

— Психи! — Понимая, что это бесполезно, Валентин опять рванулся, да с такой силой, что затрещали веревки.

Дворник был откровенно удивлен.

— Факел сюда! — резко сказал он.

Один из сектантов с факелом поспешил исполнить приказание. Дворник поднес его к руке Валентина и что-то начертал кистью на ладони юноши.

— Недооценил я тебя. Думал, латентному вампиру обычного снотворного на серебряной воде будет достаточно. Видать, большую дозу ты принял. Ну что ж, тем лучше. Взойдешь на костер не как человек, а как вампир. Силенок порвать путы у тебя все равно не хватит. Они прошиты серебряными нитями. Я все предусмотрел.

Валентин был потрясен. Обычный сатанист без химических анализов и специальной аппаратуры почувствовал в нем кровь вампира! Более того, он знал о ней заранее и подготовил ловушку по всем правилам. Теперь стажер понял, почему способности Некрона не хотят просыпаться. Ионы серебра, попав в его кровь, сделали свое дело. Значит, действительно придется умирать. В горле пересохло.

— Вижу, Господь послал тебе избавление от немоты, — прохрипел юноша, — а ты его дар во зло…

Дворник с размаху влепил ему пощечину.

— Что ты знаешь о Всевышнем, сопляк?! Какое право от его имени… — дворник хищно улыбнулся. — Хотя говори, мой мальчик, говори. Чем чаще ты это будешь делать, тем больше удовольствия нам доставишь. Тем более что сделать ты теперь уже ничего не сможешь, нечисть поганая. Как говорил один мой знакомый хирург, хорошо зафиксированный больной в анестезии не нуждается. А лечить мы тебя будем огнем и без анестезии.

— Старье. Анекдоты твои плесенью поросли. Методы тоже.

— Может, и старье. Но старые методы — они надежные. Нас еще ни разу не подводили.