Лестница испугала меня, показавшись впятеро круче, чем есть на деле, и я собрал последние силы, чтобы не кувыркнуться. В большой комнате было чисто — ну, относительно чисто, никаких следов крови, никто и подумать не мог бы, что здесь произошло совсем недавно. Недавно… Я подумал о Кире и Перри, но почему-то никак не мог вспомнить их лиц. Даже лицо Вилли было скрыто будто за многими слоями грязного стекла.
Странное ощущение — будто падаешь с моста, но не знаешь, пристегнут ты или нет. Знание придет вместе с ударом о землю… но пока это просто кайф.
Зак отодвинул дверь в маленькую комнату.
— Ты спишь там? — спросил я.
— Я сплю там. Но места хватит для целой группы поддержки.
— Ты спал с группой поддержки?!
— О нет, — ответил он весело, — но планирую.
Маленькая комната была все такой же холодной, какой я ее помнил, с одним отличием. В ней не было даже кровати, а теперь она вся была кроватью. Откуда бы она ни появилась.
Я заполз куда-то в середину, привыкая к светлячковому освещению, играющему на битых зеркалах стен. Когда Зак закрыл дверь, стало похоже на изнанку музыкальной шкатулки. Он растянулся неподалеку — здесь и вправду можно было спать вчетвером неделю на новом месте и ни разу не встретиться.
— Пива хочешь?
— Не… но буду.
— Понято…
Я не смотрел, а слышал только звуки. Что-то открылось, закрылось, в мою ладонь ткнулась холодная банка. Зак зацепил мою руку своей — она была не теплее этой жести. Пиво его веселило, но не грело.
Пить мне расхотелось. Я чувствовал, что если лягу, то уже не встану, и потому последними силами удерживал хрупкое равновесие, пока это не стало невозможно. Тогда я откинулся назад и впервые увидел потолок. И уже не смог отвести глаз. Он был сделан в той же манере, что и стены, только я не мог понять — осколки двигаются сами по себе или это обман зрения, или алкогольные глюки. То извилистые, то острые, зеркальные части мозаики постоянно меняли свое местоположение, соединялись в разных комбинациях и отражали нас в собственной жутковатой манере. Если на это смотреть долго, запросто можно сойти с ума.
Звук сминаемой банки вывел меня из транса. За ним последовал мягкий стук.
— И все-таки, — раздался негромкий голос Зака справа от меня. — Ты так и не ответил.
— Почему я здесь? Или почему такие, как я, вообще оказываются… здесь?
— Ух, какие сложности, — протянул он, — а я думал, ты слишком пьян, чтобы философствовать.
Голос стал ближе.
— Ты трезвее, вот ты и придумай достойный ответ.
— Только трезвее?
Ближе.
— Еще старше и умнее.
— О`кей, уболтал. — Я слышал его прямо рядом со своей головой, но не видел. — На самом деле все проще некуда. Мы ведь такие все из себя клевые, раскованные…
— Сексапильные.
— Сексапильные. Да еще и кажемся в десять раз таинственнее, чем есть на деле. Как нас не замечать? Как нам отказать? Да что я тебе рассказываю, ты и так видишь товар… так сказать, лицом. И телом.
Я улыбнулся, и потолок тут же хищно растащил мою улыбку по углам и там припрятал.
— Все так?
— Все так, — согласился я. — Только это общий ответ.
— Что до конкретного, он у меня есть, но с моей точки зрения, не с твоей.
— Сойдет любой.
Наконец Зак нашелся, попал в поле зрения и осязания — а может, я сам неосознанно двигался навстречу. Он подкатился вплотную, на мою руку, на плечо. Я сделал попытку отстраниться — малоубедительную. Но чтобы пресечь трепыхания раз и навсегда, он прижал меня ладонью, пока укладывался рядом. Это было справедливо. Слегка поздновато строить из себя целку-фанатичку.
— Ты мне нравишься, — сказал он безо всяких оттенков в голосе. — Этого достаточно. И ответ, и причина, и повод…
— И цель.
— И цель. Хотя кто сейчас загадывает на будущее? Еще день назад ты мог подумать, где окажешься?
Подумать? Я сильно сомневался, что еще способен думать. И к лучшему — всем известно, как мастерски соображалка умеет ломать кайф.
Даже через ткань его ладонь была прохладной, а на голой коже вообще как металл. Но металл согревался. Зак слегка пошевелился, устраиваясь удобнее, его рука теперь медленно блуждала под моей пайтой, будто не могла найти выход, хотя на самом деле и не искала, — ей просто нравилось так бесцельно бродить, собирая тепло.
Я смотрел на него сверху вниз и до боли в кончиках пальцев хотел потрогать его волосы. Но прошлый опыт слегка отпугивал. Пока это было просто мирное лежание, — пока мирное, пока безопасное.
— Зак, — сказал я наконец, — как звали блондинку?
— Какую блондинку?
— Ту самую блондинку. Школьницу. Твою девочку. Как ее звали?
Он нервно шевельнулся, черные блестящие волосы рассыпались по плечу.
— Я не помню.
— Не помнишь? Ты же говорил, что любил ее.
— Я сказал «немножко».
— Так немножко, что не помнишь имени?
— Вы все последнее время поехали на именах. Я не компьютер, не могу же я всех помнить. — В его голосе засквозило легкое раздражение. — Что тебе до нее?
— До нее ничего. Просто интересно, когда ты забудешь мое имя.
— Ты же не мой любовник.
— Да. — Мои мысли плавно скользили по его волосам на моем плече. — Я не твой любовник.