– Спаси нас Езус! – по-католически, слева направо, перекрестился Дуниковский. – Вот и Вильгельм Лембрук едет в Берлин. Какая тут политика! Он кроме своих скульптур ничего не видит, а должен бежать. Вы же знаете, сейчас раз немец – значит, шпион. А немкой, тем более красивой и белокурой, лучше бы панночке и не рождаться: их полиция хватает просто так. Видели плакаты на улицах, где блондинки за бокалом шампанского подслушивают разговоры французских и английских офицеров? Еще одна жестокая глупость войны. Но каждый сам знается на своем патриотизме. Я здесь живу неплохо и считаю, что многим обязан Франции. На днях запишусь в Национальный легион и буду спасать мир.
Прибежал Сутин со сложенными пирамидкой стаканами.
– Налейва и Добринский ушли в «Клозри-Де-Лила», – отрапортовал он. – Зато я взял у Кико́ина.
Дуниковский прошептал Анжу:
– Кикоин недавно вынул Хайму из петли. Не добже, – и громко обратился к Сутину: – Отнеси-ка ему после полбутыли кальвадосу, подзенькуй за стаканы.
– Непременно отнесу! – расцвел улыбкой Хаим, и глаза его стали светлыми и веселыми. – А это мясо, да? Пожарим?
Архипенко посмотрел на Дежана. Тот кивнул.
– Тогда все на двор! – распорядился Саша. – Вместе со стульями!
Компания расположилась за «Ульем», подальше, чтобы дым от костра не заползал в окна ротонды. Вместо вертела Архипенко принес стальной прут. Бранкузи с Сутиным отправились за дровами. Дежан откупорил ножом первую бутыль.
– Анжей, у меня к тебе просьба, – сказал Дуниковский. – Хочу лепить твою голову. Добже? Хорошая голова, необычная. Не сглазить бы, только может получиться шедевр. Так что помалюешь Сашонека, а я тебя. Или, может, займу у Саши кусок глины.
– Добже, – согласился Дежан. – Лепи свой шедевр, потом отдашь крестьянам на пугало.
– Что ты! – нахмурился Дуниковский. – Вы, русские, себя не цените и не любите. Вот только Серж Дягилев себя любит. До речи, он меня приглашает в свой балет делать декорации… Ты умен, талантлив, а говоришь, как дитя. Тебе не хватает уверенности.
– Может, и так, – согласился Дежан. – Разве что вы и цените. Только где найти любовь – и в себе, и в других? Мало ее на свете.
– Не печалься, Анжей, – скульптор хлопнул его по плечу. – Будет день и будет пища. Живи, как знаешь. Любовь сама тебя найдет.
– А то как же! – подтвердил Архипенко. Он отобрал у Дежана нож и приступил к нарезке мяса. – Еще на свадьбу пригласишь. Мы праздновать умеем и любим. Правда, Хаим?
Сутин и Бранкузи уже вернулись, принесли ветки и разломанные доски.
– От твоей правды не скроешься, Александр, – с акцентом, очень медленно расставляя слова, произнес Бранкузи. – Сейчас унюхают из окон и тоже слетятся. Нашел бы того, кто сказал: художник должен быть голодным… и убил бы.
Архипенко воткнул в землю две деревянные рогатки. Сверху положил на них прут, щедро унизанный кусками говядины.
– Костя, у тебя вроде были спички, – обратился он к Бранкузи. – Уж будь добр, расстарайся…
Когда пламя, раздутое мощными легкими румына, хорошо разгорелось, Анж отобрал бутыль у Сутина и наполнил стаканы.
– За вечное вдохновение! Пускай судьба полюбит нас, а мы ответим ей взаимностью!
– Виват вдохновению! – поддержал Архипенко.
Звякнули наполненные до краев стаканы.
– Андрей, ты бы рассказал, зачем тебе понадобился мой портрет, – напомнил Саша.
– Да вот, решил сделать из тебя пирата, – улыбнулся Анж. – Не возражаешь?
– Любопытно, – оживился Архипенко. – Я согласен. Только объясни, зачем.
– Ты бы у Фредэ спросил. Или у Пижара.
– Или у Лулу, – Саша с хрустом вгрызся в луковицу. – Не темни.
– Через неделю на Холме будет пиратский карнавал. Приглашаются все художники, поэты, скульпторы, само собой. Так что готовьте костюмы, иначе Фредэ не пустит. Я рисую афишу.
– А почему пиратский? – с восторгом спросил Сутин.
– Об этом узнаете на самом карнавале. Будет сюрприз. Очень странный, надо сказать. Папаша просил не сообщать.
– Не люблю сюрпризов, – сказал Дуниковский. – Особенно там, где много вина. То, я думаю, сюрприз хороший?
– Ну, хоть пытайте! – развел руками Анж. – Кому как. Там разберетесь.
– Саша, а ты вырежешь мне из дерева саблю? – загорелся Сутин. – Костюм я сделаю сам.
– Будет тебе сабля. Принимаю заказы! Вот Ксаверию, к примеру, я вырежу костыль и запасную ногу. Согласен, Дуня?
– Я тебе не Дуня с брудными пятками! – взвился Дуниковский. – Я е по́ляк шляхетной фамилии!
– Ладно, не кипятись! – расхохотался Архипенко. – Буду называть тебя Саввой!