Ангелы Монмартра

Несколько мужчин в матросских костюмах перевернули четыре тяжеленных стола на бок и сдвинули их, перекрыв едва ли не половину улицы. Остальные в мгновение ока расхватали оружие и с радостным ревом бросились на импровизированный абордаж.

Папаша врезался в самую гущу сражения, громко закричал, замахал руками. На него не обращали внимания.

– Матросы отобьются, – с видом знатока заметил Моди и открутил поросячье ухо.

– Не отобьются, – пробубнил Утрилло, с натугой глотая очередную порцию кальвадоса. – Пиратов втрое больше.

Когда в бой вступили и женщины, папаше оставалось лишь отскочить в сторону. Началась веселая свалка. Только бы не покалечили друг друга, подумал Дежан.

– Я их запомнил! – разорялся папаша. – Отныне никаких кредитов!

* * *

В самый разгар наблюдения за схваткой Анж почувствовал, как к сердцу внезапно прилила кровь. Словно во сне он обернулся и увидел медленно подъезжавшее к «Кролику» такси.

То самое, с необыкновенной отчетливостью понял он.

* * *

Шагах в тридцати от него в лучах заката пылал огненной эмалью знакомый автомобиль. Время затаило ход, и медленно, слишком медленно, начала открываться застекленная дверца. Когда показалась перчатка, Дежан величайшим усилием воли удержал сознание…

И маска. Конечно, маска…

Анж поднялся со скамьи. Вмиг стало невыносимо жарко, от пота слиплись пряди волос. Если бы сейчас прорвалась небесная твердь и на землю хлынуло ангельское воинство, если бы под ногами вздулся вулкан и исторг с лавой и пеплом все легионы ада, он, быть может, этого даже не заметил.

Когда ее ножка в красной туфельке ступила на мостовую, время для Дежана обрело привычный ход. Девушка легко выпорхнула из автомобиля и огляделась. Анж заметил в мочке ее левого уха золотое кольцо серьги, справа же к черным, как ночь, вьющимся волосам была приколота алая роза. Незнакомка была одета в фиолетовую блузу с миниатюрными бронзовыми пуговками и широкую юбку с множеством складок. Девушка была не слишком высокого роста, однако, благодаря идеально стройному сложению и аристократически прямой осанке, казалось, возвышалась, легко парила над всеми. В руках она держала саквояж с яркими наклейками.

Незнакомка внимательно разглядывала скопление разгоряченных вином и радостью людей, видимо, пытаясь кого-то отыскать. В душе Дежана запели небесные трубы, когда их взгляды встретились. Девушка пристально посмотрела ему в глаза и, казалось, даже немного подалась вперед. Отсюда Анж не мог определить цвет ее зрачков, к тому же очень неудачно легла тень от глазниц маски.

Она отвернулась к перевернутым столам, вокруг которых кипела шуточная схватка.

* * *

Анж упустил момент, когда перед незнакомкой во всем великолепии возник Модильяни. Тосканский кавалер с неотразимой галантностью поклонился ей, что-то сказал на ухо. Она кивнула, доверчиво взяла его под руку. Покрасневший от удовольствия Моди завел ее в «Резвый Кролик».

Выходит, они знают друг друга, поразился Дежан. Незнакомка искала Амедео и, очевидно, благоволила ему.

Сердце Анжа сжалось; холодная волна прошла от затылка и на мгновение заморозила позвоночник. Стало горько: как же Моди мог так жестоко поступить с его чувствами…

Как – жестоко?

Ведь Амедео ничего не знал о его видениях. Ведь Моди не было рядом, когда он, Анжелюс Дежан, отбивался от чудовищной стаи в чаще потустороннего мира. Не этот неотразимый ловелас находился на задымленной палубе и старался разгадать слова-заклинания смуглой девы…

Да, это так, и всё же Анж был вне себя от мысли, что кто-то посторонний, чуждый, лишний причастен к его сокровенной тайне. Чего бы он сейчас не отдал, чтобы с незнакомкой завел беседу лысеющий Макс Жакоб или тощий лопоухий Утрилло!

Дежан устыдился своих мыслей: не с Моди ли он только что выпивал дружественную?!

Ну что за страшная, ослепляющая болезнь…

…Любовь.

Всё стало на свои места. Он просто ревнует. Художнику стало еще хуже, до тошноты. Конечно, в сравнении с Модильяни он явно проигрывает. Господь в опытах с человеческими лицами превзошел себя, создавая нескладного уродца, которого следует показывать в балагане за деньги.

И тут в Дежане всё взбунтовалось.

Он сколько угодно может унижать себя в собственных глазах. Однако у него есть человеческое право бороться с судьбой. Доселе дремавшая в нем гордость буквально подбросила его со скамьи, крепко поставила на ноги и понесла к «Кролику».

У входа в кабаре Анж успокоился. Лишь немного дрожали руки. Бережно отворил дверь – так, чтобы не потревожить колокольчик над косяком, – и проследовал в свой, благо никем не занятый, угол.

Соседний стол в одиночестве занимал Аполлинер. Из-за угрюмого вида поэта окружающие не решались навязывать ему компанию. Он был углублен в размышления, время от времени беззвучно шевелил губами, похоже, доказывая что-то самому себе. Его брови над близко посаженными глазами то и дело ползли к переносице, могучий подбородок едва заметно подрагивал.