Ангелы на кончике иглы

– Чуть не пострадал… Да лучше бы ты честно сгнил в лагерях и меня не позорил!

– Сынок, думаешь, я розовый кретин и ничего не понимаю? А не приходило тебе в голову, что для тебя я себя и мать сохранил? И добивался положения, чтобы тебе было хорошо? Да если б меня загребли, ведь и тебя отправили бы в спецдетдом. Не сохрани я положение, престиж, анкету, не видать тебе института! Выкинули бы из школы, как щенка, на завод к станку. А ты живешь почти при коммунизме и для удовольствия обвиняешь отца. Узнай хоть сперва, чего от жизни хочешь!

– А как узнать, если глушат? Как?!

– Ладно, я буду тебе приносить французские газеты и журналы. – Отец перешел к испытанной форме воспитания посредством взятки. – Или даже американские.

– Давно мог носить…

Наступило затишье, и Зинаида Андреевна почувствовала, что разговор о политике, как всегда, исчерпался, закончившись ничем, и интонации смягчились. Она решила перевести диалог мужчин в практическое русло и этим объединить их.

– Ты много пропустил… Надо будет уладить конфликт с институтом.

– С каким институтом?

– С твоим.

– Дураки! Нет никакого института! Неужели за целый год вы не сообразили, что нет?!

– А что же есть? – Макарцев решил, что Боб их разыгрывает.

– Ничего! Я даже и не поступал…

– А что же ты делал?

– Пил. Слушал музыку. Девок днем водил. Разве тебе мать не говорила?

– Зина? – крикнул Игорь Иванович. – Слышишь?!

Она не оглянулась, вышла.

– Может, – тихо спросил отец, – ты и не комсомолец?

– Само собой! Я билет после школы сжег, чтобы взносы не платить!

Макарцев стиснул зубы и прислонился лбом к дверному косяку.

– Что же это?! – снова тяжело заговорил он. – Будто не в свой дом попал… Ну, хорошо, Борис Игоревич. Не будем о прошлом. Зачеркнем его!… Попытаемся жить сначала. Подумаем чем заняться. Работать? Пойти на курсы подготовки в вуз?

– Если я куда-нибудь пойду, то только в духовную семинарию.

– Верить в Бога?

– При чем тут Бог? Пойду, чтобы тебе карьеру испортить!

– Опять глупые шутки. Тебе бы заняться самообразованием и построить какой-нибудь фундамент…

– Ты мне его уже построил! А пожрать в этом доме дадут! Или с голоду сдохнуть? В тюряге хоть баланду наливают…

Борис ушел на кухню.

– Я тебе постелила, Игорь, ложись, – в коридор вернулась Зинаида.

– Вот подарочек мне к выздоровлению. Хоть назад в больницу беги…

– Успокойся, Гарик, прошу…

– Я-то спокоен. Я абсолютно спокоен, Зина. Меня не так легко сбить. Я ведь не по своей эгоистической лесенке лез, я по партийной лестнице взбирался. А ведь трудно было! Шла грузинская мафия – я уцелел, шла украинская – удержался. И не соплякам, которые теперь прут без принципов, без веры, без убеждений, – не им меня свалить. Я еще поборюсь! У Бори цинизм от возраста, пройдет! Чтобы он лез в партийные дела, я сам не хочу. Не воровал бы только, не убивал…

Макарцев понял, что сказал глупо. Махнул рукой и ушел в спальню. Там, не в состоянии успокоиться, он ходил от двери к окну и обратно, чувствуя, как колотится сердце. Лучше бы лечь.

Где– то сбоку от Игоря Ивановича раздался шорох, и маркиз де Кюстин собственной персоной приблизился, виновато улыбнувшись, и ласково положил ему руку на плечо. Макарцев инстинктивно отклонился. Изумление возникло, но вопрос не сорвался с языка; Макарцев только вдохнул освежающий запах сильного одеколона и молча смотрел на непрошеного гостя, одетого с иголочки: жилет с голубыми полосками гармонировал с синим фраком. Тщательно, даже кокетливо завязанный бант украшал весь наряд. Блики от бриллиантов на пальцах маркиза, когда он шевелил руками, пробегали по стенам спальни.

– Вот какая неприятность, – задумчиво сказал Кюстин, прижимая к бедру шпагу. – В наше время с молодыми людьми, представьте себе, происходило примерно то же: пьяные гоняли на лошадях, сбивали людей, избегали наказания по протекции. Отправьте мальчика за границу, если можете. Там у него есть шанс на альтернативу…

– Шутить изволите? – Макарцев кисло усмехнулся. – Кто же его выпустит? Даже мне теперь туда дорога из-за него закрыта! И как все остальное разрешится, покрыто мраком.

Они помолчали. Кюстин огляделся вокруг.

– Извините за нескромный вопрос: на этой кровати вы спите с женой?

– Иногда, – почему-то застеснялся Макарцев.

– В каком смысле?

– Чаще она спит, а я бодрствую. Все-таки я руководящий работник. Так называемый аппаратчик.

– Да, конечно, и будем надеяться, вы сумеете продвинуться еще выше, хотя это для вас теперь и трудно…

Макарцев почувствовал слабину в коленях и сел на кровать.

– Плохо мне, маркиз, – вдруг расслабившись, признался он. – Внутри плохо и снаружи… Беда! Жить тошно…

– Понимаю, – погладил его по локтю Кюстин. – У меня такие тяжкие моменты в жизни тоже бывали. Поэтому и явился, чтобы выразить сочувствие. Сожалею, что ничем не могу помочь вам, хотя, поверьте, почел бы за честь это сделать. Сейчас вам надо принять успокоительное. И ложитесь в постель. Если позволите, я побуду возле вас…

Кюстин молча смотрел, как Макарцев медленно разделся, высыпал на ладонь и проглотил две таблетки седуксена, лег, накрывшись одеялом, и закрыл глаза.