Ангелы на льду не выживают. Том 1

– Ну как зачем? Чтобы дети его не ждали, – пояснил директор, – чтобы не надеялись, что на их петицию в Федерацию кто-то откликнется и поймет, что Ламзина нельзя увольнять, и все вернется на круги своя. Чтобы думали, что он уголовник, преступник, убийца. Какая мать разрешит своему ребенку тренироваться у убийцы? Конечно, все мамочки немедленно позабирают своих детей, а тут и другие тренеры за углом стоят в позе низкого старта, самых способных поджидают. Мы же после увольнения Ламзина собрались группу расформировать и раздать детей по другим тренерам, так и спортсмены, и их родители все как один уперлись, не хотят никого, только Валерия Петровича. А после обвинения в убийстве все сразу на все согласятся.

Вот это направление разговора интересовало Дзюбу больше всего, однако Федор Ульянцев, по-видимому, имел совершенно другой план и другие цели, потому что вновь вернулся к вопросу о процедуре увольнения тренера Ламзина и попросил директора рассказать все подробно и последовательно. Слушая директора, Роман вдруг сообразил, что не очень отчетливо представляет себе, о каком законе идет речь. То есть что-то такое было, он помнит, но в подробности не вникал, потому что его непосредственной работы это не касалось. Надо будет разобраться…

– Когда пришло указание действовать в соответствии с этим законом, – говорил между тем директор ДЮСШ, – мы вывесили на доску объявлений бумагу с требованием всем тренерам представить так называемую справку о лояльности. Ну, это мы ее так между собой называем, на самом деле это официальная бумага из органа внутренних дел о том, что человек никогда не привлекался по соответствующим статьям УК. Стали приносить через какое-то время. Кто-то сразу приносил, кому-то пришлось напоминать по нескольку раз. И Валерий Петрович принес. Зашел ко мне сам, сказал, что, мол, так и так, в справке написано, что он привлекался за насильственное преступление, дело прекращено в связи с передачей виновного на поруки в каком-то лохматом году. Я, честно говоря, забеспокоился, вызвал кадровичку, мы все втроем посоветовались, она обещала проконсультироваться в вышестоящей профсоюзной организации. На следующий день она туда поехала, вернулась и сказала: указание надо выполнять, никаких отступлений. Тогда я поехал в Федерацию поговорить. Там высказались еще более жестко, сказали, что в предолимпийский год нам скандалы с тренерами не нужны. Я честно все передал Ламзину, сам был расстроен ужасно, а на Ламзине просто лица не было. Он даже сказал: «Увижу – убью эту сволочь!»

Дзюба вздрогнул и покосился на Ульянцева, по лицу которого промелькнула довольная улыбка. Вот, значит, как… Теперь понятно, что имел в виду Федор, когда выражал уверенность в том, что свидетели будут. Вцепится теперь в эти слова мертвой хваткой и не успокоится до тех пор, пока из четырех, сказанных в сердцах, слов не вырастут по меньшей мере три красочных длинных фразы, подтвержденные как минимум тремя очевидцами.

– Я ведь в Федерации поднимал вопрос о Болтенкове, – продолжал директор, – мол, справедливо будет, если его тоже уволят, а мне объяснили, что у Болтенкова преступление ненасильственное, у него кража. То есть по вот этому умному закону получается, что тот, кто дал в морду вору, тренировать детей и вообще работать с ними не может, а сам вор – пожалуйста. Расхититель – ради бога. Воры и расхитители, мошенники и аферисты у нас считаются носителями высоких моральных качеств, так надо полагать. Впрочем, что удивляться, вся Госдума, поди, из них одних и состоит, раз такие законы принимают.

Директор горячился и волновался, и Дзюба с опаской подумал: «Вот наговорит сейчас черт знает чего в запале, а такие, как Ульянцев, потом будут цепляться и угрожать ответственностью за клевету на органы власти».

– Значит, Ламзин открыто угрожал убить Болтенкова? – довольным голосом уточнил Федор.

Директор вдруг испугался:

– Да вы что, это я так сказал, к слову, все же понимают, что это он сгоряча ляпнул, он ничего такого не собирался… И вообще, вы меня из себя вывели, молодой человек, я вам тут много лишнего наболтал и про Валерия Петровича, и про Госдуму…

Дзюбе стало жаль этого замученного неприятностями человека, так искренне пытающегося защитить тренера. Захотелось его успокоить и хоть как-то поддержать.

– Да не волнуйтесь вы так, мы все понимаем…

Роман собрался добавить еще что-то утешительное и обнадеживающее, но Федор не дал ему договорить.

– А вот вы сказали: «Все понимают, что Ламзин сгоряча ляпнул». Кто – все? Кто-то еще, кроме вас, слышал, как Валерий Петрович грозил Болтенкову убийством?

Ну, ясен пень, теперь и свидетелей угроз надо подтянуть. Роман подавил вздох разочарования.

Директор помялся, несколько секунд потратил на перекладывание бумаг на своем столе, потом ответил с явной неохотой:

– Да, еще кадровичка наша была и секретарь, она как раз принесла приказ об увольнении Ламзина, чтобы я подписал и его ознакомил под роспись.