На 30 адвокатов, работающих в адвокатской конторе, приходилось всего 8 кабинетов – вполне достаточно, чтобы обеспечить каждому адвокату в свои приемные дни и часы возможность конфиденциально пообщаться с клиентами. Двери в кабинеты располагались вдоль длинного коридора, в торце которого, за окошком, находилось место секретаря. Когда-то, при советской власти, адвокатских контор не было, а были юридические консультации, которые считались «коллективным мозгом»: каждый гражданин, обратившийся за юридической помощью, мог рассчитывать на то, что на решение его правовой проблемы будет кинута вся мощь личного состава учреждения. Поэтому помещение было просторным и общим, никаких отдельных кабинетов, все друг друга видят и слышат. Потом, когда консультации отменили и на смену им пришли адвокатские конторы, во главу угла встали понятия «адвокатская тайна» и «приватность», поэтому огромные ранее помещения переделали, поставив перегородки. Адвокатская этика не одобряет встреч на дому у клиента, а в собственных квартирах далеко не у каждого адвоката есть подходящая комната.
Чаще всего эти маленькие кабинетики окон не имели, что позволяло создать атмосферу доверительности и интимности, а если и имели, то зарешеченные. Ведь адвокатские конторы находятся, как правило, на первых этажах зданий. Конечно, красть там особо нечего, все досье адвокаты хранят у себя дома, ни в коем случае не в конторе, но безопасность первого этажа – это святое. В самой конторе хранятся только соглашения по уже завершенным делам и учетные листы, зато хранятся они целых 80 лет. И сегодня за содержащуюся в этих, на первый взгляд, совершенно безобидных документах информацию многие высокопоставленные чиновники готовы были много чего отдать. Прошлые некрасивые поступки можно, конечно, легко вычеркнуть из памяти, а из документа не вычеркнешь. Сегодня ты – лицо политической партии, и как же не хочется, чтобы все узнали, что тебя привлекали к уголовной ответственности за крупное хищение или что на тебя подала в суд твоя же престарелая мать, чтобы заставить тебя оказывать ей материальную помощь. Или еще что-нибудь, столь же «украшающее».
Когда вчера вечером Виталию Киргану позвонила Наталья Ламзина и сослалась на Ромчика, адвокат, назначая ей встречу утром в конторе, ожидал увидеть раздавленную горем женщину, которая будет плакать, комкать дрожащими пальцами мокрый платок и говорить отрывисто и несвязно. Он совершенно не ожидал увидеть не одну Ламзину, а сразу двух, причем одна из них оказалась не только не растерянной, но даже и агрессивной.
– Вы сможете освободить папу? – прямо с порога, не поздоровавшись, начала девушка лет двадцати. – Вы сможете сделать так, чтобы его отпустили домой?
Виталий Николаевич подавил в себе соблазн сделать ей замечание по поводу вежливости и хороших манер. Люди приходят к адвокатам за помощью в разных жизненных ситуациях, порой – в чрезвычайно тяжелых, и вряд ли имеет смысл от каждого из них ждать следования нормам этикета. Тем более что Ламзина-старшая владела собой куда лучше дочери и кинула на нее строгий взгляд.
– Здравствуйте, я Ламзина Наталья Сергеевна, – произнесла она, протягивая руку. – Это моя дочь Алиса.
– Присаживайтесь, – пригласил Кирган, указывая на стулья, придвинутые вплотную к и без того не широкому столу.
Расстояние между адвокатом и доверителем не должно быть слишком большим.
Алиса уселась с независимым видом и снова повторила свой вопрос.
– Я пока не знаком с делом, – уклончиво ответил Кирган, – но на вашем месте не стал бы на это надеяться.
– Почему? – требовательно спросила девушка. – Нам говорили, что адвокаты могут это устроить. Почему вы не можете? Вы должны!
Ну вот, началось. Кто-то кому-то однажды сказал… Кажется, была такая песня, не то английская, не то американская, во времена, когда Виталий был еще ребенком. Не должны адвокаты давать необоснованных обещаний. Не имеют права. Но, к сожалению, как и в любой профессии, находятся среди адвокатов те, кто это правило нарушает.
– Нет, – твердо повторил он. – Я не могу. И даже обещать попробовать не буду. Если судья дал санкцию на применение меры пресечения, то изменить эту меру могут только обстоятельства, свидетельствующие о том, что человеку необходимо находиться дома. Никакие соображения доказанности или недоказанности здесь не принимаются. В этих случаях судья не оценивает доказательства, он только рассматривает личность задержанного и наличие новых фактических обстоятельств, например тяжелое заболевание самого задержанного или кого-то из членов семьи, если некому больше ухаживать. Как я вижу, ни вы сами, ни ваша матушка внезапной тяжелой болезнью не поражены, слава богу.
Но Алису Ламзину не так-то просто было сбить с толку, и громоздкие юридические формулировки ее не впечатлили и не испугали.
– Но все кругом говорят, что этот вопрос можно решить, – упрямилась она, – и по телевизору я сколько раз слышала, что и того отпустили под подписку, и этого. Почему другие могут, а вы не можете?