Ангелы на первом месте

Увидела синий халатик, обрадовалась: одна, никто мешать не станет, можно поговорить. Стала что-то плести про племянника или внука, путалась, потом плюнула, протянула письмо, говорит, что сегодня получила, а обратного адреса нет, как быть? Информация очень важная, человеку же помочь необходимо (мол, не моя в том заинтересованность, не для себя стараюсь), не поможете ли?

Есть только примета одна – живёт автор письма на перекрёстке, смотрит на трамвайные пути ("крест-накрест"), плачет и ждёт помощи, а она всё не идёт, потому что адрес отправителя неизвестен. А ещё версия имеется – что первые два письма (Мария Игоревна едва не проговорилась, чуть не сказала "сам принёс") в её абонентский ящик своим ходом пришли, видите, на них и штемпеля-то никакого нет.

Разумеется, старушка, божий человек, никакого подвоха не заметила, полезла в регистрационные книги. Долго ковырялась в них, потом вздохнула: обычные письма они не регистрируют, только общее количество пришедших за день в ведомости проставляется, вот если бы было оно заказным, да ещё с уведомлением – тогда иной коленкор, тут же нашли бы пропажу, а без дополнительных сборов – ну какой с него спрос?!

25.

Норушка посмотрела на часы: пора закрываться, а беспокойная посетительница не уходит, переживает, мучается, да только помочь ничем ей нельзя. А всё равно жалко.

– Дайте конвертик-то, – только и сказала. – Может, и я пойму чего…

– Да чего уж тут, – переборщила с эмоциями посетительница: актриса, сразу видно.

– А вот смотрите, – синий халатик даже вскочил со стула, – на этот раз здесь штемпель имеется, да ещё такой отчётливый, как же вы его сразу-то не заметили?

– И как это я его сразу не заметила? – отказывалась верить в удачу

Мария Игоревна. – Ну-ка, дайте-ка мне…

Ещё мгновение назад она одними только глазами взывала к старушке о помощи, а теперь тут же потеряла к ней какой бы то ни было интерес, забыла о её существовании. Надела очки-лупы, стала крутить-вертеть конвертик, от напряжения высунув кончик языка – совсем как внучка-школьница, когда домашнее задание по арифметике не получается.

– Ну, да, штамп, четырнадцатое отделение… А где это? – снова вспомнила она о мышке-норушке.

– На Российской, – авторитетно высказалась старушка и с шумом закрыла в сейфе коробку с конвертами и мелочь из кассы.

– Российская большая, – задумчиво глядя в витрину, провозгласила актриса.

– Между прочим, – преподнесла ей на прощание сюрприз норушка, – муженёк мой покойный на скорой помощи отработал сорок восемь лет.

Мария Игоревна совершенно не понимала, при чём здесь муж-шофёр.

Работница почтового ведомства объяснила:

– Чердачинск он знал как свои пять пальцев. И часто загадки загадывал всякие. Как лучше проехать в Кочкаево, какой дорогой быстрее добраться до Першино… Так вот он говорил мне, что трамвайные пути лежат в нашем городе крест-накрест только в одном месте – на перекрёстке Российской и проспекта Победы. Потому что во всех прочих пересечениях они или параллельны, или только с трёх сторон имеются…

Какой хороший он у меня был человек. Пил только…

26.

Мария Игоревна ликовала. Едва не бросилась целовать бабульку, так растрогалась, что снова, второй, нет, третий, третий раз за день слёзы выступили. Вот это прорыв, настоящий и бесповоротный! Ведь

Макарова ездила к Царю в офис куда-то на Красную, в центр, а жил

Царь и вовсе где-то за городом. Значит, жив! Жив! И Мария Игоревна знает, где его искать, где найти можно будет! Уж с её-то терпением и методичностью в победе упорства над здравым смыслом можно не сомневаться.

А только так, от полного отчаянья, и можно выиграть. Только так, из глубины воззвах, победить.

Глава третья. Серебряное копытце

1.

Загрузив "Живой журнал", Макарова не верила глазам: юзер Tcharне исчез, более того, исправно вывешивал постинги в ленте.

Настроение его было прекрасным, ждал весну, болел за российских олимпийцев и помирать не собирался.

Макарова закусила губу: виртуальная реальность обманула её. Ведь столько раз она давала себе зарок – не верить всем этим теням и отражениям, но, легкомысленная душа, снова и снова покупалась на знаки искренности. Разве искренность может быть бессмысленным знаком?!

По всему оказывалось, что может. Впрочем, девушка совестливая,

Макарова понимала – во всём виновата лишь она сама: ну, подумаешь, ошиблась, обозналась, с кем не случается…

Она переключилась на дневник foma,тот продолжал плести сети политического заговора, но сейчас Макарову это волновало меньше всего. Оставим интриги политикам, у простых людей кровь бурлит от предчувствия любви. "У меня конкретное предложение – нужно что-то делать", – говорила одна её дородная пациентка.