Ангелы на первом месте

За какой-то совсем небольшой срок сайт этот стал зело популярен: в мире нашлось более полумиллиона подсевших на ведение дневников и такое заочное общение; через год после того, как журнал стал известен в России, русские дневники занимали уже седьмую строчку в разделе мировой табели о рангах.

8.

Даже хорошо компьютеризированная Германия осталась далеко позади: количество пользователей ( юзеров ), пишущих в журнал по-русски, перевалило за несколько тысяч. Местные умельцы создали аналог англоязычного сайта (www.livejournal.ru), открыв особое место встречи всех русских юзеров – так называемую ленту Фифа

(www.livejournal.com users fif friends).

Сайт, выросший как частнособственническая инициатива, забава, игра, не был рассчитан на такое громадное количество участников, для которых, после небольшого периода привыкания, "ЖЖ" становился жизненно важным, просто-таки необходимым. Поэтому американское начальство ввело ограничения: отныне каждый желающий завести живой журнал должен был взять код у кого-то из уже участвующих.

А народ здесь подобрался весьма интересный, можно даже сказать, неординарный. Программисты и журналисты (их тут было, кажется, больше всего), музыканты и писатели, политики всех мастей и сексуальных конфессий, просто влюблённые девочки, описывавшие любовные похождения, и мачо, составляющие список побед (поди проверь), каждой твари – по паре.

Особенно воодушевляло то, что все эти пользователи сидели в разных концах земного шара, от Китая до Аляски (Макарова нашла даже певца из Бурунди), образовывая невидимую, но мощную систему взаимоотношений, взаимных влияний. Здесь заводили друзей и врагов, любили, ссорились и интриговали, решали насущные проблемы и спорили, есть ли жизнь на Марсе. То есть вели себя естественно и непринуждённо, как то и полагается свободным человекам.

За этой странной, не существующей в реальности жизнью Макарова следила вот уже месяца два или три. Выделив для себя несколько фаворитов, писавших наиболее близкие ей по духу вещи, Макарова внимательно изучила списки их друзей. Время от времени, заглядывая на ленту Фифа, она отыскала там новых остроумцев, так что уже через неделю в её избранном накопилось несколько десятков закладок, за каждой из которых находился целый мир личных привязанностей и представлений об окружающем мире.

Макаровой очень хотелось завести собственный живой журнал и влиться в эту большую и разноголосую семью на равных, но она боялась выглядеть среди умных людей полной дурой.

Кроме того, тут ведь первейшим условием было умение и желание писать, а писать Макарова, честно говоря, не любила.

9.

Как мы уже знаем, более всего Макарова любила симметрию, чеснок и читать вслух. А ещё ей нравился свой голос, глубокий, объёмный,

волнительный (хотя Макарова и знала, что нет такого слова).

В школе, совсем малюткой, она читала одноклассникам любимые книжки – про Дядю Фёдора, про Малыша и Карлсона. Девочки в траурных передничках, мальчики в костюмчиках, с малолетства подсознательно приучавших их к военной форме, сидели и слушали, как Макарова читает им про похождения симпатичных персонажей. Оставались после уроков, сидели тихо и кричали в конце:

– Ну, пожалуйста, ну, ещё чуть-чуть…

Вот она, сила звучащего слова, вот она, власть над душами людскими!

Сначала Макаровой нравился педагогический аспект чтений. Важно не только произносить чужие слова, как свои, но и делиться с окружающими чистой радостью, испытанной накануне наедине, с любимой книжке.

Потом, когда Макарова читала слепой соседке газеты, она поняла: артистизм чтения важен так же, как и просветительская составляющая.

Но что про то говорить: слепая соседка осталась на старой квартире, они переехали, потерялись, даже не интересно. Безрезультатно. Да и читать газеты Макарову теперь что-то не вдохновляло: никакого разгону – только настроишься на волну статьи, как она заканчивается.

Макарова же любила пухлые романы, когда смысл прочитанного из-за чтения вслух будто бы и не усваивался, но на самом деле оседал на подкорке прошлогодним снегом, являясь во всей полноте вне слов, вереницами ярких, незабываемых образов.

10.

Она в первое время этим чтением вслух сильно мужа доставала. Поехали в медовый месяц на черноморское побережье, валялись на разгорячённом песке, а Макарова несколько книжек прихватила и, чуть что, хваталась нашептывать молодожёну истории из жизни других людей. Муж всё смеялся:

– Иди, скупнись лучше.

И бежал скорее в воду, а она сидела на полотенце, стряхивая песок, ждала, пока вернётся, чтобы снова ухо к уху, какого-нибудь Диккенса.

Она же не виновата, что родителям было не до неё, все работали, уставали, дома постоянно собачились, лаялись то есть. Откуда тогда только, не пойму, взялось у неё это странное убеждение, что в нормальной семье каждый день должен быть суп; что уют начинается с газеты в почтовом ящике; что сумерничать вдвоём лучше за книжкой.

Когда есть круглый стол с тяжёлой скатертью и лампа под зелёным абажуром.