— Вернемся к мухам, — спустя некоторое время выдохнул Монтелье. Говорил он с трудом, устремив взгляд в пространство. — Уверен, вы выжали из Яффе еще кое-что, помимо проекта «Воплощение». Ну давайте, не жмитесь!
— Я не жмусь, — дон Луис смежил веки и, казалось, задремал. — Я кокетничаю. Ломаюсь я. Меня следует уговаривать. Понимать надо! Мы же с вами богема, тонкая натура… Попробуйте лестью, я падок на лесть.
Монтелье с грустью смотрел на пустую кружку:
— Мы с вами — кошка с собакой. Давайте, пока я не умер!
— Сеньора Коэн предает свои извинения. Она хотела встретиться с вами лично, но обстоятельства помешали этому.
— Сеньора Коэн? К сожалению, не имею чести быть знакомым. В любом случае, я принимаю ее извинения. Не стоило беспокоиться.
Что за ерунда, думает маэстро. Решительно не знаю, о ком идет речь. Сеньора с гематрийской фамилией решила передо мной извиниться? Не самая удивительная вещь за последнее время.
— Стоило, — когда он того хочет, мар Яффе делается цепок как клещ. — Вы знакомы с сеньорой Коэн. Вы дважды встречались в большом теле с Рахиль Коэн, лидер-антисом расы Гематр. В окрестностях Хиззаца, и потом, на орбите Террафимы. Вспомнили? Это была Рахиль Коэн.
— Ангел?
— Антис.
«Аве, Рахиль!» — вскидывает руку Пробус. Щелкает бич из белого пламени. Высится страж на пороге рая. Позже фамилию ангела — антиса? — не раз упоминали в присутствии Диего. Маэстро ее не запомнил, только имя. Сами понятия «фамилия» и «ангел» упорно не желали укладываться рядом в его сознании.
— Тех встреч сеньоре Коэн показалось недостаточно?
Язык мой, думает маэстро. Враг мой. Когда укол рапиры обгоняет мысль — это правильно. А вот когда язык…
Они беседуют, стоя у кустов, усыпанных гроздьями мелких бледно-синих цветов. Напротив, под араукарией, тренируются две юные фехтовальщицы, первокурсницы Бунг Лайнари. Джессика, вспоминает Диего. Сокращение дистанции. Прыжок, удар кинжалом. «Вы должны были сказать: „Спасибо, маэстро!“ Нет, эти еще совсем зеленые. Никаких импровизаций, чистая школа.
— Сеньора Коэн хотела встретиться с вами в малом теле. С вами и с вашей женой. Но ей пришлось срочно вылететь на помощь круизному лайнеру «Парадиз». Трасса Фравардин — Таммуз, атака флуктуации класса 3D-11+. Зачистка космических трасс — главная забота антисов.
Забота, думает маэстро. Яффе произнес «забота», не «работа». Гематры точны в формулировках.
— Я уже говорил, что принимаю извинения сеньоры Коэн. Сейчас, когда я понял, о ком речь, я скажу иначе: любые извинения в данном случае излишни.
— Рахиль явилась ликвидировать стаю. Обнаружив в колланте инородное тело, она…
— Замолчите, прошу вас. Или я буду вынужден уйти.
Яффе умолкает.
— Избавьте меня от объяснений, — Диего Пераль строг и лаконичен. Так он ведет занятия с университетской командой. Спортсмены шепчутся, что маэстро еще больше гематр, чем Эзра Дахан. — То же самое я сказал профессору Штильнеру, едва он начал очередную лекцию. Что произошло, то произошло. Как именно? Мы не хотим этого знать.
— Мы? — переспрашивает Яффе.
— Я и моя жена.
— Как вам будет угодно. Сеньора Коэн просила меня передать: она ошиблась. Это ее вина. Она просит прощения.
— Вина? — Диего смотрит в бесстрастное лицо алама Яффе, гематра, который давным-давно учил эскалонских школяров логике и математике. — Прощение? О какой вине, каком прощении может идти речь?! Передайте сеньоре Коэн мою самую искреннюю благодарность. В нашей семье всегда будут молиться за ее здоровье и благополучие. Пока я жив, и после моей смерти — всегда.
Часовня, думает маэстро. Мы возведем ей часовню. В Эскалоне, или здесь, на Хиззаце. Мы станем приходить туда вместе: я, Карни, наши дети. Конечно же, у нас будут дети. Они подрастут, и я расскажу им про ангела из чисел, которые свет.
Про нашего ангела-хранителя.
— Часовня?
— Да.
— Неплохо, — кивнул Монтелье. — Сойдет.
— Гениально! — обиделся дон Луис. — Слушайте, Ричард, почему вы отказываетесь меня хвалить?
— Потому что сырье. Руда.
— Думаете?
— Мне ее обогащать, плавить и перековывать в сталь. Адова работенка!
— Плавить руду? Перековывать в сталь? Ричард, кто из нас варвар?
Вместо ответа Монтелье направился — с трудом, надо заметить — к угловому столику. Троица головорезов, приканчивавших шестой кувшин вина, внимательно следила за действиями режиссера. Три правых руки сжимали кружки, три левых опустились на рукояти кинжалов.
— Здравствуйте, сеньоры! Рад видеть вас живых и в добром здравии. Иногда мне кажется, что вы бессмертны. Рухнет мир, а вы по-прежнему будете пить вино в «Гусе и Орле». Могу ли я обратиться к вам с маленькой просьбой?
— Кого режем? — поинтересовался один.
— Сколько платите? — вмешался второй.
— Не сегодня, — уточнил третий. — Сегодня у нас заказ.
Монтелье оседлал свободный стул:
— Плачу хорошо. Режем меня. По возможности быстро, чисто и безболезненно. Понимаете, я не хочу жить. Этот сеньор, — кивком он указал на благодушествующего дона Луиса, — проел мне всю плешь. Достал до печёнок. Прокомпостировал мой уникальный мозг…