Ангелы Ойкумены

В ответ мар Яффе рассмеялся. Шокирован видом смеющегося гематра, Луис Пераль отступил на шаг. Но острый взгляд, приученный к лицедейству, уже подмечал детали, а разум, искушенный театром, складывал мелочи в систему. Смех был сделан от начала до конца. Звук, мимика, дрожание ресниц — ни грана естественности. Наверное, все эти годы мар Яффе провел в школе актерского мастерства, делая значительные успехи. Раньше, исправился Пераль-старший. Не эти годы — раньше, много раньше.

Драматург трижды хлопнул в ладоши:

— Браво! Я потрясен!

— Я знал, — мар Яффе стал очень серьезен. Казалось, никакого смеха не было и в помине. — Я не сомневался, что вы оцените. Сеньор Пераль, ваш сын хочет сделать вам предложение, от которого трудно отказаться. Если вы согласитесь, знайте: я обеспечу все необходимое…

— Я — это кто? — напрямик спросил Пераль. — Учитель математики?

— Считайте, что я — это раса Гематр.

— В силе и славе? — не удержался драматург.

Он знал, что язык однажды погубит его.

— Именно так, — кивнул мар Яффе. — В силе и славе.

Часть 1 Сечень

Глава первая Коллант, контакт и гроб на колесиках

I

Колесницы судьбы

(совсем недавно)

Вызов застал Марио в постели.

Разумеется, в постели Марио был не один. Он как раз намеревался разбудить пышку Рину (Пиру? Пирину? да ну ее к черту!), чтобы поиграть в собачек. Гребаный уником, казалось, прочел мысли хозяина и разразился громом фанфар. Нет, не вызов — сообщение, будь оно трижды неладно. Фанфарами озвучивались приветы из внешнего мира, которые игнорировать — себе дороже. Рыча и плюясь, Марио зашлепал к журнальному столику, где разорялся горластый вестник. Рина-Пира-Пирина и ухом не повела. Фанфары, сотрясение ложа любви, львиный рык — ничто не в силах было разбудить красавицу. «Это я ее заездил!» — активируя голосферу, Марио выпятил волосатую грудь и расправил плечи.

Получилось круто.

Сигнал от патрона пришел в виде рекламного спама. Дальше Марио Сонелли действовал по накатанной схеме, считай, рефлекторно. Конфидент-режим — нырнуть в вирт — побродить минут десять по новостным коридорам, полюбоваться рекламой бытовых антигравов — умеют, когда захотят! — и наконец скользнуть взглядом по облупленной стене частных объявлений. Время и место прятались в раздражающем мигании флуоресцентных строк. Шифр примитивный, но если не знать ключа — поди расколи! Заказав билет, Марио прикинул, что на рейс успевает с запасом, и вернулся к идее игры в собачек.

Рина-Пирина пылко отвечала домогательствам кавалера, хотя Марио подозревал, что она по-прежнему спит. Впрочем, это его не смутило.

* * *

— Пустой рейс?

— Без пассажира?

— Какого фага?!

— Гонорар тю-тю…

— Что мы забыли на Таммузе?

— Сказано: прибыть и ждать.

— Чего? Из черной дыры света?!

— Дальнейших распоряжений. Гостиница и питание — за счет Центра.

— И то хлеб…

— К хлебу маслица бы…

— Почему своим ходом? Раз без пассажира, проще каждому напрямую лететь. Рейсы на Таммуз отовсюду есть…

— Проще, но дольше. С учетом пересадок.

— А визы? Въездные отметки? Таммуз — не Кутха задрипанная. У вас, гематров, с этим строго.

— Визы у нас открыты. Въездные отметки Центр обещал организовать сразу по прибытии.

— Это ж какие концы у Центра? Такие вопросы одними деньгами не решаются.

— Еще как решаются!

— Только не у гематров.

— Не нравится мне это, коллеги.

— Порожняк? Никому не нравится!

— И спешим, как девка замуж. Нас, похоже, от кого-то спасают.

— Или прячут. Получить на Таммузе «левый въезд» — это не кот начихал…

— Вы совершенно правы. Отсюда три вывода. Первый: у Центра возникла проблема, связанная с коллантами, но не конкретно с нами. Вероятность — восемьдесят три и две десятых процента. Второй: нас выводят из-под удара. Вероятность — семьдесят девять процентов ровно. Третий: у Центра появился партнер с очень большими возможностями. Вероятность — шестьдесят семь и четыре десятых процента.

— А нам-то что теперь делать?

— Что велят. Если нас спасают, глупо этому мешать.

* * *

Если всматриваться в бездны космоса, что называется, невооруженным глазом, космос выглядит пустым. Хоть на обзорник пялься, хоть через древний иллюминатор, хоть сквозь поляризованный бронеплекс шлема. Да, колючие искорки звезд. Да, сияющие огни светил, что поближе. Рои светлячков — шаровые скопления; подсвеченные ими туманности… Но все это — неизмеримо далеко, за сотни и тысячи световых лет. А непосредственно вокруг тебя — пустота, которую господа литераторы, имеющие собачий нюх на особ королевской крови, именуют с большой буквы. Вот так: Пустота. Ей без разницы — убить тебя, свести с ума или пропустить, позволить беспрепятственно добраться до места назначения. Ты, дружок, пьешь кофе в баре круизного лайнера, и шансов на благополучное завершение полета — уйма, а все равно сосет под ложечкой от равнодушия ее величества Пустоты, и кофе встает поперек глотки.