И это вечно был коньяк, байки, а я выходил в сад время от времени и дивился на эту лиловую закатную бухту. Затем когда Джон или другие трепачи уходили мы с Быком шагали в самый лучший ресторан в городе ужинать, обычно стейк в перечном соусе а-ля Овернь, или Паскаль поллито[170]
а-ля Йей, или что-нибудь хорошее, с нечленораздельно скорым черпачком хорошего французского вина, причем Хаббард швырял куриные кости через плечо вне зависимости от того содержал в текущий момент подвальчик «Эль Панамы» женщин или нет.– Эй Бык, за столиком у тебя за спиной сидят какие-то длинношеие парижанки в жемчугах.
–
– Но они все пьют из фужеров на длинных ножках.
– Ах не доставай меня своими новоанглийскими снами, – но по правде сказать он никогда не швырял через плечо целую тарелку как это сделал Жюльен в 1944-м, трах. Учтиво он зажигает однако длиннющий кропаль.
– Разве здесь можно курить марихуану?
Он заказывает бенедиктин к десерту.
– Когда Ирвин сюда доберется? – Ирвин сейчас в пути с Саймоном на другом югославском сухогрузе но сухогрузе в апреле и без штормов. Вернувшись ко мне в комнату он достает бинокль и вглядывается в море. – Когда же он сюда доберется? – Неожиданно принимается рыдать у меня на плече.
– Что такое?
– Я просто не знаю, – он в самом деле плачет и это действительно всерьез. Он влюблен в Ирвина уже много лет но если вы меня спросите то странною любовью. Как в тот раз когда я показал ему картинку нарисованную Ирвином с двумя сердцами пронзенными стрелой Купидона но по ошибке тот нарисовал древко стрелы только сквозь одно сердце и Хаббард завопил, – Вот оно! Вот что я имел в виду!
– А
– Эта автократичная личность может влюбиться лишь в образ самого себя.
– Что это за дела с
– Держись подальше от Хаббарда, он тебя погубит. – Я никогда не наблюдал сцены страннее. Неожиданно Ма сказала:
– Не хотите ли бутерброда, мистер Хаббард?
Но тот лишь покачал головой и продолжал писать а писал он большое очень личное любовное письмо Ирвину в Калифорнию. А пришел он ко мне домой, как признался он мне в Танжере своими скучающими но страдающими тонами, лишь «Потому что единственная связь которая в то агонизированное время была у меня с Ирвином шла через
Если бы Идиот полез к Ипполиту, чего он не делал, не было б и никакого подложного Дяди Эдуарда на которого милый чокнутый Бернар скрипел зубами. Хаббард же все писал и писал свое огромное письмо в баре пока Китайский Прачечник наблюдал за ним с той стороны улицы кивая. Ирвин только что завел себе чувиху во Фриско и Хаббард говорит:
– Могу себе представить эту великую христианскую шлюху, – хоть ему и не стоило тогда волноваться, Ирвин вскоре после этого встретил Саймона.