Ангелы Опустошения

На завтрак я обычно ел холодный ростбиф с голландским хлебом с изюмом и в сахарной пудре за которым следовали обычная яичница с беконом и кофейник кофе.

Один раз американская девушка и ее светловолосая подруга-англичанка поволокли меня в спортзал, который вечно пустовал, только позже я понял что они вероятно хотели посексовать. Они с томлением пожирали глазами симпатичных моряков, наверное начитались романов о «судовых романчиках» и отчаянно пытались закрутить такой до Нью-Йорка. Немного помогло что я лично мечтал лишь о телятине и окороке запеченном в фольге. Однажды утром в тумане воды успокоились и остекленели и вот уже перед нами оказался Нантакетский Маяк за которым несколько часов спустя возник плавучий мусор Нью-Йорка включая пустую картонную коробку с надписью «СВИНИНА С БОБАМИ КЭМБЛА» при виде которой я чуть не расплакался от радости вспомнив Америку и всю ее свинину с бобами от Бостона до Сиэтла… и может быть те сосны в окне усадьбы поутру.

63

Итак я рванул из Нью-Йорка и вниз на Юга забрать маму, подогретый еще одним издательским авансом (  100)  – Остановившись лишь для того чтобы провести два дня с Элис которая теперь была мягкой и хорошенькой в Весеннем платьице и рада видеть меня – Несколько пив, немного любовок, немного слов шепотом на ушко, и вот уже я отчаливаю к своей «новой жизни» пообещав что вскоре ее увижу.

Мы с мамой упаковали все жалкие мусорки жизни и позвонили перевозчикам дав им единственный калифорнийский адрес который я знал, коттеджа Бена Фейгана в Беркли – Я прикинул что мы поедем туда автобусом, все три тысячи ужасных миль, снимем в Беркли квартирку и у нас еще останется масса времени чтоб направить перевозчиков к нашему новому дому который как я пообещал себе станет моим окончательным пристанищем (надеясь на сосны).

Наш «мусор» состоял из старой одежи которую я больше никогда носить не буду, коробок со старыми моими рукописями аж с 1933 года на уже пожелтевшей бумаге, жалкие лампы накаливания и представьте себе галоши (галоши в старой Новой Англии), пузырьки лосьона для бритья и святой воды, даже электролампочки захованные много лет назад, старые мои курительные трубки, баскетбольный мяч, бейсбольная перчатка. Боже мой даже бита, старые шторы которые так и не повесили за отсутствием дома, свернутые ненужные лоскутные коврики, книги весом в тонну (даже старые издания Рабле без обложек) и всевозможные непредставимые кастрюльки и сковородки и грустные кнюси которые людям почему-то обязательно нужно хранить чтобы жить дальше – Потому что я до сих пор помню ту Америку когда люди путешествовали и у них всего-то багажа было что бумажный пакет, вечно перевязанный бечевкой – Я до сих пор помню ту Америку где люди ждали в очередях своего кофе и пончиков – Ту Америку 1932 года когда люди рылись в свалках на берегах рек в поисках мусора который еще можно перепродать… Когда мой отец торговал галстуками или рыл канавы для АОР[190] – Когда старики с джутовыми мешками по ночам шарили в помойных баках или собирали редкий конский навоз на улицах – Когда ямсу радовались. Но вот она процветающая Америка 1957 года и люди смеются над всем нашим мусором в сердцевине которого тем не менее моя мама спрятала свою непременную швейную корзинку, свое непременное распятие и свой непременный семейный альбом – Не говоря уже о своих непременных солонке, перечнице, сахарнице (все полные) и своем непременном куске мыла уже наполовину смыленном, все это завернуто в непременные простыни и одеяла с постелей еще не виданных.

64