Ангелы по пять

При этом один из этих невежливых людей сильно стегнул плёткой по стулу, а другой так резко рванул дверцу буфета, что из него выпала и звонко разбилась на малюсенькие кусочки сервизная чашка… Что было дальше, Роза не видела, потому что мама тут же утащила её назад в спальню. А когда через какое-то время Розочке опять разрешили выйти в гостиную, там уже всё было по-старому: кислых людей не было видно, осколков чашки – тоже. И можно было подумать, что всё это ужасное событие девочке просто приснилось, если бы она тут же не заметила глубокую рану на том стуле, что обычно стоял у буфета: обшивка на нём треснула и какая-то пыльная белая вата некрасиво торчала изнутри – Розочка тут же её потрогала. Этот несчастный стул ещё долго стоял в гостиной, но никто не обращал внимания на случившуюся с ним беду.

* * *

– Вот, смотри, – говорила мама, тщательно заворачивая каждую чашку в несколько слоёв газеты, – здесь, снизу – двуглавый орёл и надписи: «Москва», «Заводъ Гарднера» – с твёрдым знаком… Дедушка говорит, что наш сервиз изготовлен в 18-ом веке одним из первых русских заводов фарфора и фаянса – заводом Гарднера. В двадцатых годах, когда махновцы ворвались в дом, я была ещё совсем маленькая. Во время этого налёта и разбилась одна из чашек…

Мама и Маруся сидели на полу среди корзин, узлов и баулов, которые стали складывать прямо посередине квартиры уже несколько дней назад. Маруся знала, что они едут вместе с жестекатальным заводом, на котором главным инженером работает папа, и отъезд этот называется не просто отъезд, а «эвакуация». Радио говорило совсем дикие вещи, и выходило, что немцы всё приближаются и приближаются к их городу. Так что мамины спокойные рассказы о сервизе звучали сейчас странно – похоже, что она просто отвлекала Марусю и себя от чересчур опасных мыслей.

…Приехали на Урал, в какой-то Северск. Даже название этого посёлка звучало холодно и страшно. Здесь действительно уже лежал снег, хотя дома они оставили совсем ещё не позднюю осень. Рядом с посёлком гремел, пыхтел, испуская дым и вонь, металлургический комбинат, а вокруг, на многие и многие километры – мелкая мука позёмки и молчаливые тёмные леса с высоченными соснами. На этот комбинат и прибыли эвакуированное с Украины оборудование жестекатального завода и его работники. И они – папа, мама, дедушка, бабушка и Маруся.

Сняли небольшую избу, скорее избушку, на одну комнату в хозяйстве Харлампия Петровича и Елизаветы Фёдоровны, коренных местных жителей – потомков каторжников и золотоискателей. А как устроились, самой первой неприятной заботой стали… вши. После многих дней изнурительного пути в теплушках, сна на узлах и вокзальных скамейках ими особенно кишели Марусины косы – так что ей пришлось превратиться в хорошенького, коротко остриженного мальчика. Но и это не помогло обойтись без керосина, нудного многократного вычёсывания Марусиного ёжика мелким бабушкиным гребешком и насекомых, выпадавших на подставленную бумажку.

Замученную, сонную, красноглазую Марусю сначала даже не особенно удивило устройство деревенской жизни: деревянная пахучая русская баня во дворе, непривычный вкус ледяной колодезной воды да и сам колодец, сени, сани, лошади… Потом она всё хорошо рассмотрела – и довольно быстро привыкла.

В первый класс школы – с опозданием на несколько месяцев – Маруся пошла уже через несколько дней. Вернее, поехала: по утрам детей из ближайших домов к школе подвозили на розвальнях соседские взрослые сыновья, отправляясь на работу. Если по какой-то причине подвезти было некому, Маруся с подружкой, Милкой Веткиной, и хозяйским сыном Андрейкой топали в школу по снегу сами – далеко, но ничего, дойти можно.

Одно плохо – поначалу было голодно. Папа получал на заводе хлеб, но с другими продуктами приходилось туго. Марусю, конечно, старались подкармливать, как могли.

– Роза, – говорила бабушка, – у ребёнка молочка нет… Пойди, выменяй у людей на чу̀лки…

И мама меняла – на свои новые красивые чулки, кофточку, косынку… А один раз, когда Маруся приболела, даже поменяла чашку из сервиза на маленькую баночку мёда.

Вскоре дедушка начал где-то подрабатывать: пилил дрова, чинил что-то хозяевам – за картошку, за лук… И мама пошла работать на завод – сначала в цех, потом печатать на машинке. Она тоже получила паёк – и стало полегче.

За два дня до Нового года Маруся заявила Милке Веткиной:

– Милка! Как же мы будем встречать Новый год без ёлки? Папка твой всё время обещает привезти, и мой тоже – и всё им некогда и некогда… Давай сами пойдём в лес и срубим маленькую ёлочку!

Мила тоже была «эвакуированная», но не такая решительная, как Маруся. Она долго думала, наверно, минут пять, потом согласилась. Девчонки незаметно (Марусина бабушка была дома) взяли в сарае маленький топорик, положили его в санки и направились в лес. Он, казалось, совсем рядом – стоит только белую полянку перейти. И нужных ёлочек там должно быть полным-полно.