Ангелы по пять

И я еду по этой дороге – на длинной пыльной бежевой «тойоте». Не помню, куда и зачем. Я ещё не старый, так… «секонд-хенд». Правда, утром решил совсем не бриться, надоело. Поэтому зеркальце, встроенное в козырьке над ветровым стеклом, лучше взглядами не тревожить. Бесшабашное солнце действует мне на нервы, слепит зудящие глаза даже сквозь тёмные очки. Похоже, что у меня ко всему ещё и простуда начинается – и это летом, в такую жару! Крепкий запах хвои пробивается в машину, хотя беспрерывно молотит кондиционер и я не открываю окон.

Вот он, этот поворот. Я вижу тебя со спины на фоне тёмной придорожной листвы и неопределённой перспективы. Полоски… Ты не поднимаешь ни руки, ни даже большого пальца. Не просишь остановиться.

Ты просто идёшь куда-то вдоль дороги, легко и небыстро.

Мои пальцы пытаются раздавить руль, и левая нога почти равняет педаль тормоза с полом.

Я открываю окно, стараясь не рассматривать детали.

– Простите, вам не нужна помощь? – не может быть, чтобы это сказал я.

Ты поворачиваешься…

– Помощь? Какая помощь?

Машина плавится и обдаёт жаром, воздух танцует вальс, а ты стоишь и смотришь, как ни в чём не бывало.

Теперь я тоже смотрю. Я не могу не смотреть.

Ты улыбаешься только слегка прищуренными глазами, до бирюзы подсвеченными солнцем, а ресницы даже не пытаются отогнать этого навязчивого свидетеля нашего разговора.

– Садитесь, – вроде бы говорю я, щёлкая клавишей открытия дверей, – и вот ты уже в машине. С беззвучным воплем я чувствую, как пассажирское сиденье рядом со мной принимает обнажённую тебя – и плечи, и спину, и… Как прохладная искусственная кожа сиденья сначала чуть касается, а в следующую долю секунды уже плотно прирастает к твоей – настоящей – коже. Я тут же начинаю ревновать к этому сиденью.

Затем я с опаской вдыхаю воздух, идущий от твоего тела, но сразу с облегчением понимаю, что пахнет не жгучим потом незнакомой разгорячённой женщины, а чем-то тёплым, слабым и приятно знакомым.

– Набросьте это, – я достаю с заднего сидения свою потрёпанную джинсовую куртку. – Что с вами случилось?

И пока я старательно упираюсь взглядом в пейзаж перед собой, ты молча накидываешь куртку. Мне это видно краем глаза…

Кто-то в фиолетовом переднике наклоняется, заглядывает в окно машины с моей стороны и гундосит:

– Вам повторить?

Я обнаруживаю нас сидящими за маленьким квадратным столиком в тесном ресторанчике, и к нам склонилась немолодая официантка с красноватым носом.

Ты отрицательно мотаешь головой, не отрывая глаз от раскрытой книжки, которую держишь в руках, а я поднимаю глаза:

– Ещё один джин, пожалуйста.

– Как можно пить эту «ёлочку»?! – ты отрываешься от книжки. – Вот гадость!

– Это – не ёлка, это – можжевельник, – тихо возражаю я, – или ты говоришь о книжке?

– Нет, рассказ очень даже секси. Неплохая придумка. Правда, я совершенно не помню, что когда-то говорила эти слова: ну, про то, что голышом… и про поворот… Совершенно не помню. По какому поводу?.. Я обязательно всё прочитаю, – ты откладываешь раскрытую книжку в сторону и закутываешь шею бирюзовым, под цвет твоих глаз, шарфом.

Несколько книжных страниц медленно переворачиваются сами по себе.

– Наконец-то ты стал писать что-то такое, что будет хорошо продаваться, и ты станешь знаменитым. Наконец-то! Теперь, я думаю, тебе уже не нужна ничья помощь… Только побрейся, тебе это не идёт, знаменитый писатель должен выглядеть импозантным и аккуратным.

Ты встаёшь, оправляешь юбку и блузку, на все пуговицы застёгиваешь пальто.

– Ну, пока, я пошла.

И, не оборачиваясь, уходишь.

Женщины, сидящие за столиками, замолкают и провожают долгими взглядами тебя и твоё длинное кожаное пальто, а мужчины, на мгновение тоже замолчав, начинают что-то быстро-быстро говорить на отвлечённую тему.

А ты просто идёшь дальше, легко и небыстро.

Ты выходишь на улицу, где возле самой двери ожидает на тёмно-сером мокром асфальте длинная бежевая «тойота» и навязчивый свидетель нашего разговора – низенький пожилой водитель твоего мужа. Не старый, но «секонд-хенд».

Из открытой двери по всему ресторанчику тянет холодом, и я поплотнее запахиваю джинсовую куртку. Простуженная официантка приносит мне новую порцию с не нашим хвойным запахом, я подвигаю к себе мою книжку, забытую тобой на столе, и упираюсь глазами в первую строчку этого рассказа.

Ты сказала…

Пицца-гёрл

Сначала вместе с негромкой музыкой появлялась она – в чёрном трико, очаровательная, тоненькая, с большими накладными ресницами. Мелко, кокетливо дрожала руками-крылышками. Перелетала – «з-з-зи», «з-з-зи» – из одного угла в другой в неотлучно следовавшем за ней круге ласкового света. Потом пристраивалась где-нибудь, замирала. Руки превращались в лапки, и она начинала очень похоже перебирать ими, медленно поглядывая по сторонам. И неожиданно срывалась опять – «з-з-зи», «з-з-зи»! – с места на место, с места на место…