Ангелы по пять

За рулем автомобиля был Зойкин поклонник, молодой адвокат Роман из семьи Липовецких. Он родился в Америке, неважно говорил, но вполне прилично понимал по-русски. Зойка присмотрела его на одной из «заказных» вечеринок. Томно отводила глаза в ответ на его ухаживания, но согласилась выпить с ним немножко шампанского. Потом в приватном разговоре, вполне натурально смущаясь, поведала ему о тяжёлой доле молодой талантливой женщины из Украины, уже так скоро вынужденной возвращаться из культурной, великой державы в неприкаянный, жуткий быт страны третьего мира… Где её, собственно, ничего не держит, потому что любить ей там некого, а её талант никому не нужен (вообще-то, в Житомире у неё остался муж – классный, но безнадёжно пьющий джазовый барабанщик Санька, ошибка Зойкиной молодости, – но об этом увлечённому Роману совершенно не надо было знать, тем более что в её туристическом украинском паспорте об этом никаких пометок не было).

И завертелся у неё с Романом роман, который нужно было тщательно скрывать от остальных музыкантов и от организаторов поездки. А после побега из аэропорта и нескольких лет нелегального пребывания в стране, Зойка стала женой Романа и, естественно, получила вид на жительство – в конце концов, молодой супруг, кроме прочих достоинств, был ещё и адвокатом…

* * *

– Ну… всё хорошо, что хорошо кончается, – подвожу я итог её рассказа (и почему из меня всегда выскакивают такие банальности?).

Зойка молчит. Некоторое время мы стоим и пялимся на Липовецких. Взрослые уже отправили детей спать и всей компанией перешли в павильон у воды, в некотором отдалении от причала. В павильоне, как бы в античном духе, установлены амфитеатром деревянные сиденья, а посередине, на специальной площадке, разведён внушительных размеров костёр. Липовецкие опять бодро играют в какую-то игру: до нас доносятся возгласы и хихиканья.

– Он такой козёл… – вдруг говорит она. – Ты себе даже представить не можешь, какой он козёл, American этот, мурло адвокатское… Мой Санька-барабанщик, даже косой в дупель, был роднее его… А как он стучал! Какой это был джаз-з-з!..

Зойка поворачивается ко мне, поднимает голову. Я хорошо вижу её левую щёку, на которой играют отблески костра, – вторая щека совсем утонула в тёмной воде озера Делтон. И на этой, хорошо видимой мне щеке ясно блестит мокрая дорожка.

– А ты не можешь попросить Бронштейна… прогуляться? – шепчет она так тихо, что я почти не слышу слов, а только угадываю их по движению воздуха из её губ.

– Попробую, – так же тихо выдыхаю я.

Мы неслышно спускаемся с причала на пляж, проскальзываем мимо замка (она на секунду замирает перед ним) и, прячась за нашим, ещё так удачно не разобранным тентом, пробираемся в отель. Всё, что мы делаем, кажется мне сейчас глупым, отчаянным, гадким и восхитительным одновременно.

В вестибюле никого нет. Мы смотрим друг на друга и беззвучно гогочем.

Зойка ждёт возле бассейна с гидромассажем, а я в номере сообщаю Бронштейну, заснувшему перед работающим телевизором, что ему предстоит приятная прогулка по берегу ночного озера. Какое-то время он вообще ничего не понимает, но когда я говорю: «Здесь Зоя. Ты помнишь Зою?» – вскакивает и бормочет что-то похожее на «зоя-зоя-с-мезозоя»… Его немного пошатывает, но он напяливает шерстяную кофту, стойко находит дверь и исчезает. Всё-таки мой капитан – молодец!

Я засыпаю счастливым и не слышу, как она уходит.

Просыпаюсь поздно. Жарко. Номер затоплен полуденным солнцем.

На второй кровати громко сопит Бронштейн. Он лежит на боку, поджав ноги в чёрных носках и в сандалиях, и кофта застёгнута до самого подбородка.

Я выхожу на балкон. В окнах соседнего корпуса нет никакого плаката, поздравляющего девяностолетнюю бабулю. Все площадки, скамейки, павильон и бассейн пусты. Нигде не видно ни одной оранжевой футболки. Пожилой мексиканец елозит широкими граблями по пляжу.

Я ищу глазами замок. В нём, конечно, уже побывали варвары. От изящных башенок и тончайших зубцов крепостной стены, от вычурно изогнутых мостиков и крошечных бойниц осталась только большая куча сероватого песка со следами ног безжалостных завоевателей.

– Вставайте, капитан! – говорю я зашевелившемуся Бронштейну. – В флибустьерском дальнем синем море «Бонневиль» наш поднимает паруса… Пора домой, в Чикаго. Нужно побыстрее смонтировать фильм. Кто-то его ждёт, кто-то очень нуждается в хорошем учебном пособии по строительству замков из песка.

Across The Room

Hey, maestro, play the tune,

Play another and another one.

I will dance, dance with her,

I just have to cross the room.

Andrei Rabodzeenko [18]