Ангелы по пять

«30 min to downtown» – «30 минут до делового центра города» – радостно сообщило электронное табло над трассой, показывающее в реальном времени состояние движения на дороге. «Замечательно!» – и расслабился ещё больше, но следующее табло, установленное через несколько миль, было не так оптимистично – на нём уже светилось: «40 минут», а на последующем – и вовсе досадное «50». Далее скорость пришлось снижать и снижать и, наконец, недалеко от аэропорта О’Хара, у слияния дорог, почти полностью остановиться. Впереди не только соединение нескольких магистралей – здесь заканчивается пригородная платная часть скоростной трассы, поэтому половина её разбита на десяток ручейков, перекрытых шлагбаумами, и стоят будки платы за проезд. Машин много – вот и образовался затор. Конечно, они не касаются друг друга полированными бортами, но их легко можно представить разноцветными неповоротливыми животными, что настойчиво толкутся у водопоя, оттирая более слабых в сторону. Многометровые громады трейлеров безапелляционно втискиваются между деликатными кабриолетами и легковушками, сверкая блестящими трубами и жарко на всех дыша. Что поделаешь – они большие, смирились некоторые неуверенные в себе малыши, уступая дорогу… Ещё чего, думают другие, понаглее, и лезут вплотную к великанам, проскакивая прямо перед ними.

– Мужчина, вы выходите на Короленко или нет? Я к вам обращаюсь, мужчина! Дайте же пройти!..

Время идёт, и становится понятно, что это не просто затор – что-то нехорошее случилось на трассе, скорее всего, авария. Стоишь и от нечего делать начинаешь исподтишка рассматривать соседей.

А вокруг – настоящий театр! Девчонка лет шестнадцати, сидящая в «фольксвагене» рядом с водителем, красит малиновым лаком ногти на ноге, высоко задрав её на переднюю панель. Из окна машины впереди мужские ноги в сандалиях и вовсе торчат наружу, покачиваясь в такт «рэпу», низкие частоты которого, даже на расстоянии, отдают в животе, как поступь гигантского тираннозавра из фильмов Стивена Спилберга. В длинном, видавшем виды «крайслере», украшенном вдоль кузова модной в 80-х годах отделкой «под дерево», помещается целая многодетная еврейская семья. За рулем красуется сухощавый носатый папа в чёрном костюме и широкополой шляпе, из-под которой свисают закрученные пряди тёмных волос. На пассажирском сидении едва просматривается маленькая мама. Определить, сколько в машине детей, невозможно, но, похоже, что много. Это мальчишки – в таких же, как у папы, но меньшего размера, чёрных шляпах, и с такими же, но чуть покороче, пейсами. Они поочерёдно высовываются из открытых окон, а их визгливый настойчивый галдёж отчётливо слышен в промежутках между шагами динозавра.

Он прилежно желал родителям спокойной ночи, плотно закрывал дверь в зрительный зал, тушил свет и располагался у окна. Летом распахивал его и забирался с ногами на подоконник, рискуя упасть со второго этажа. Зимой подбирался поближе к стеклу, вдыхая запах мучного клея и высохших полосок бумаги, которыми окно было заклеено.

И ждал. Ждал в слабом свете ночного неба. Ждал, постоянно прислушиваясь, не идут ли в его комнату по коридору родители, готовый мгновенно соскочить с подоконника в разобранную кровать. Ждал, почти не отрывая взгляда от того места, где в боковой стене соседнего дома, располагалось одно-единственное, выходящее в проулок широкое окно. Бывало, что ждал довольно долго.

Внезапно сцена за решеткой частого оконного переплёта среди тёмной, старой кирпичной глыбы загоралась светом. Свет был разным – и по силе, и по оттенку, и по расположению. Это жильцы, выходя на кухню коммуналки, включали кухонную лампочку, каждый – свою. И появлялись в поле зрения единственного зрителя, о котором они не знали и думать не думали о его существовании.