Ангелы страшатся

Дочь: Ты знаешь, некоторые из них подводят нас непосредственно к вопросам эстетики.

Отец: Послушай, Кэп. Для начала мне хотелось бы задать вопрос, как происходит, что об этом еще труднее размышлять, чем о проблемах, поднятых в экспериментах Эймса? Хотим ли мы быть ответственными за нашу деятельность (даже при условии, что мы признаем «свободу воли» чушью)?

Что означает придать нашим действиям характеристику, которую мы называем «свободой воли»? И в чем тогда контраст между «добровольными» действиями, осуществляемыми при помощи поперечнополосатых мышц, и «вынужденными» действиями, осуществляемыми посредством гладких мышц и автономной нервной системы?

Или эти вопросы – глупость, или они открывают перед нами невообразимое поле деятельности…

Дочь: Отец, не спеши. Ты уже начинаешь ораторствовать.

Отец: Видишь ли, доктрина «свобода воли» по отношению к действию – это то же, что понятие «непосредственного видения» – к восприятию. Но непосредственное видение превращает восприятие в пассивное чувство. «Свобода воли» придает действию активность.

Дочь: Я знаю, что ты также работал над определением в терминах системной модели, которые мы использовали, модели связи между структурой и состоянием изменения.

Например, я нашла диаграмму в копии письма, отправленного тобой Джону Тодду. Там все так запутано…

Отец: Чепуха. Там все должно быть ясно.

Дочь: Ладно, как бы то ни было, я хотела бы заняться понятием о применении идей из «Защиты веры» к модели в главе IV.

Отец: Хорошо. Для этого, собственно, модель и предназначена – ты видишь определенные формальные возможности и проверяешь, могут ли они растолковать что-либо, происходящее в мире.

Дочь: Давай тогда этим и займемся. Мне хотелось бы найти возможное толкование стрелкам в твоих диаграммах, если их повернуть. Мне кажется, что зигзаг понять легче по сравнению с рис. 16, так как зигзаг включает время. Стрелка, идущая вниз от структуры к потоку, где генотип задает параметры фенотип, помнишь? Л если мы изменим направление, тогда, как ты утверждаешь, это будет наследственностью по Ламарку – и губительно. Тогда ты, казалось, предполагал, что стрелка, благодаря которой события изменяют настройку (), прочитанная наоборот (), может соответствовать сознанию?

Отец: Ну, это было предварительной гипотезой. Над этим еще надо поработать. Другой возможностью определения сознания был бы способ объединения подсистем в единое целое.

Дочь: Наследственность по Ламарку имеет смысл и смертельной в популяциях не является – на более высоком уровне, а сознание, по определению, и есть явление следующего, более высокого уровня. Очевидно, если ты попытаешься смоделировать явление более высокого логического типа на слишком низком уровне, ты получишь что-то вроде патологии. Считаешь ли ты сознание смертельным?

Отец: Гмм… Эмпирически оно вроде и идет к этому. Человеческое сознание, соединенное с целью, может7 оказаться похожим на хвост фазана, то есть на доведенную до крайности отдельную черту, которая загоняет вид в эволюционный тупик. Это происходило и раньше. Пугает возможность того, что присутствие подобных нам существ в системе может в конце концов стать смертельным для системы в целом.

Дочь: Если мы предположим, что сознание имеет отношение к связи между подсистемами, тогда секретность или неосознанность будут означать, что система будет одновременно и знать, и не знать. Будет знание, приемлемое на одном уровне и вредное – на другом. Вопреки всему, что ты говоришь о Старом Моряке, люди постоянно отправляются на поиск психологического или духовного опыта, одновременно зная и не зная, чего они ищут.

Далее, время от времени на протяжении многих лет ты предполагал, что религия – или что-то вроде религии – может быть необходимым механизмом контроля в данной культуре – единственный способ, благодаря которому она удерживает равновесие с экосистемой.

Отец: Верно.

Дочь: А может быть, религия дает перспективу, чтобы создать контекст.

Отец: Существует целый ряд сложных отношений между временем, целью и сознанием. Об этом говорят и Т.С. Элиот, и Скрютейн.

Дочь: Скрютейн?

Отец: Да – главный дьявол в произведении Льюиса «Письма Скрютейна». Этот дьявол пишет племяннику о том, как совратить человека. Совет таков: пусть он всегда думает о прошлом и будущем. Никогда не позволяй ему жить в настоящем. Прошлое и будущее находятся во времени. Настоящее не имеет временных рамок, оно вечно.

Дочь: Не имеет временных рамок?

Отец: Без цели и без желания. Где-то за последнюю сотню лет в языке народа Бали появились два слова, обозначающие время и цель.

Дочь: А было у них выражение для «вневременного настоящего»?

Отец: Думаю, что нет. Им не нужно было это выражение, пока не появились эти два слова. Но погоди! Здесь нужно провести различие. Есть два вида «времени».

Дочь: Ты говоришь так, как будто время находится в кавычках.

Отец: Неужели? Ну, так оно и есть. Я имею в виду две идеи, которыми обладают люди, и обе называются «время». Если быть более точным, они называются синхронным и диахронным временем. Или мне следовало бы сказать о двух видах изменений?