Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого

В декабре того же 1311 г. были внесены 40000 ливров. Это не те деньги, которые Тот Ги передал Жоффруа де Бриансону, пятую выплату которых произвели в то же время, когда был установлен ларец для приданого, к тому же из них было внесено только 35 000 турских ливров, в то время как 40000 ливров приданого уже были потрачены к тому моменту. Ведь в декабре 1311 г. Мариньи составил документ, [936]согласно которому король назначал Карлу Маршскому и Бланке Бургундской 4000 турских ливров ренты взамен тех 40 000 ливров, которые выплатила Маго, а король использовал их для других целей. Впоследствии эта рента из королевской казны должна была быть превращена в земельную. Следовательно, Ангерран нашел в том ларце, ключ от которого был в его распоряжении необходимую королю сумму и обменял ее на ренту, одинаково выгодную как для ее обладателей, поскольку они ничего не теряли при таком обмене, так и для казны, так как на тот момент земельная рента наносила ей меньший урон. 28 декабря король обнародовал в грамоте, составленной все тем же Мариньи, тот факт, что Маго передала ему доверенность на город Сент-Омер, для выплаты остававшихся 60000 турских ливров, из расчета 5000 на каждое Рождество и то, что эти деньги нужно было поместить в ларец, находившийся в соборе в Аррасе, передав ключи от него Маго, Ангеррану деМариньи, [937]Тьерри д'Ирсону и Ги Флорану, и что их нельзя было брать взаймы или использовать для покупки ренты или земель в отсутствие графини или ее письменного разрешения. Это было гарантией того, что деньги не будут потрачены на нужды короля и не станут объектом хитроумных уловок Мариньи. [938]

В последнем пункте договора оговаривалось, что в том случае, если Бланка умрет, не оставив наследника, вся сумма – включая и земли, и ренты, которые нужно было выкупать вместе с ними, – вернется Маго или ее наследникам. Итак, 9 апреля 1314 г. из-за королевских невесток разразился настоящий скандал. [939]Бланку отправили в Шато-Гаиар. Маго имела все основания опасаться конфискации, решение о которой вполне мог вынести суд, поэтому становится понятным, отчего она была так любезна по отношению к Мариньи и Латильи в августе 1314 г.

Мы уже видели, что ее отношения с Ангерраном от этого не переставали быть несколько натянутыми. Период его величия подошел к концу, многие перестали скрывать свою злобу, и Маго д'Артуа в том числе. Современники считали ее одним из злейших врагов Мариньи. Жоффруа Парижский написал:

Во всем его противником был
Особенно мессир Карл,
Но он не нанес ему никакого вреда;
А Артуа графиня
Стала для него (Мариньи) заботой и тяжким бременем.

[940]

По мнению Жана де Сен-Виктора, именно под влиянием Карла Валуа и графини Артуа, а также графа Арманьяка Людовик X отступился от Ангеррана. [941]Более того, если верить Ж.-М. Ришару, [942]адвокат Жан Аньер, выступавший в суде против Ангеррана, получал деньги от Маго; но мы чуть позже покажем, что он их получал также и от Роберта Бетюнского. Наконец, мы уже рассказали, зачем Маго сделала для себя копию показаний Ангеррана.

Произошедшее представляется нам ясным: Мариньи, который помог торговцам Ипра победить в споре людей Маго, долгое время поддерживал с ними взаимовыгодные отношения; по его наущению [943]была арестована Жанна Бургундская, жена Филиппа Длинного, виновная лишь в том, что вовремя не сообщила о проделках своих сестры и невестки, причем как Бланка, так и Маго сохранили к ней доброе отношение. Наконец, Маго, по всей видимости, должна была разделять досаду высокородной знати; для ее зятьев, для ее племянника по браку, Людовика д'Эвре, его родственников и союзников Мариньи был всего лишь выскочкой. Присвоение в декабре 1313 г. поместью Мариньи статуса баронского, конечно же, вызвало раздражение даже у тех, кто не имел никаких личных претензий к Ангеррану. Естественно, что Маго д'Артуа, которая более не могла рассчитывать на услуги Мариньи, перешла на сторону его противников, причем сделала она это очень аккуратно, чтобы избежать назойливых пересудов.

Мы еще не рассматривали подробно письмо, адресованное Ангерраном графине Маго, которое мы опубликовали в другом издании. [944]Это письмо, написанное так, чтобы его могла понять лишь та, кому оно предназначалось, безусловно, не представляет большой ценности для истории королевского камергера. Тем не менее из него становится понятно, что Ангерран был настолько влиятелен в глазах графини, что мог давать указания ее посланнику. [945]Но отсутствие даты и указаний о событии, о котором шла речь, не позволили нам основывать какие-либо выводы в нашем исследовании на этом документе.