Ангерран де Мариньи. Советник Филиппа IV Красивого

Изучая пометы (extra sigillum) в королевских грамотах (lettres patentes), мы смогли узнать о тех делах, которыми Мариньи занимался по поручению короля. Более того, мы посвятили этому вопросу отдельное исследование. Тот факт, что Мариньи имел возможность руководить составлением этих документов, возможно, Указывает на его членство в Совете. Документы эти затрагивали в основном финансовые или домениальные вопросы, чаще всего не имеющие никакого отношения к делам королевского отеля. Можно расценивать их как проявление достаточно широких и не вполне определенных полномочий, существование которых материально и юридически объясняется присутствием Ангеррана в Совете.

Сохранились восковые таблички со счетами отеля за первый семестр 1307 г.[533] Количество выплат, произведенных по указу Мариньи, довольно значительно, и если бы эти свидетельства сохранились полностью, на их основе можно было бы сделать весьма любопытные выводы. Эти таблички регламентируют денежный оборот в отеле и сообщают нам о том, что Мариньи действительно выполнял обязанности камергера, не пренебрегая проверкой расходов на уровне цирюльника Лорана или какого-нибудь сержанта. Тем не менее он не долго занимался делами такого рода; к тому же мы не знаем, встречалось ли в аналогичных документах 1311 или 1313 гг. имя Мариньи. В последние годы правления Филиппа Красивого, особенно после 1311 г., он, скорее всего, оставил управление отелем другим камергерам и своему доверенному лицу, Мишелю де Бурдене, сохранив тем не менее при себе свой титул и предоставляемые им финансовые преимущества.

Свидетельства современников также не проясняют для нас характера власти Мариньи. Хотя те, кто излагал свои впечатления об истории своего времени, желали скорее создать в воображении своих потомков некую, порой карикатурную, картину, чем сообщить им фактическую информацию, тем не менее они дали нам убедиться в значимости власти Ангеррана. Безусловно, мы должны делать скидку на приукрашивание реальности авторами и на их личные пристрастия, а также, довольно часто, на их плохую информированность, но это, в свою очередь, свидетельствует о том, сколь широко бытовали различные мнения о нашем герое, а также дает нам возможность узнать, что в той или иной среде говорили об Ангерране де Мариньи за его спиной. Нам также будет a priori необходимо помнить о том, что качество информации зависело в немалой степени от социального положения и от географического местопребывания рассказчика.

Среди сведущих свидетелей, в силу их компетентности, объективности суждений и беспристрастности, можно назвать арагонских послов, присутствовавших на Вьеннском церковном соборе. Через двенадцать дней после приезда Мариньи они, составляя письмо Хайме II, не преминули обсудить персону Ангеррана, но нужно заметить, что этот человек был им совершенно не известен, поскольку они посчитали необходимым объяснить своему господину, кто это такой, в таких словах: «Рыцарь Ан Герра, один из лучших (majors) в Совете короля Франции»;[534] месяц спустя они испытывали все те же затруднения, произнося его имя, и продолжали писать «Ан Герра»,[535] что только увеличивает для нас ценность их суждения: настроенные не в пользу Мариньи, свидетели воспринимали его как одного из главных советников короля. В 1315 г. арагонский посланник Хуан Лупи написал в своем донесении: «Engerranus, secundus rex in Francia»,[536] Ангерран, второй король Франции!

Королевский нотариус Пьер Барьер примерно в конце 1313 г. перед своей поездкой ко двору понтифика очертил в докладной записке папе положение Ангеррана в окружении короля: этот человек в курсе всех секретов государя, всех его дел, единственный, кто разбирается в финансовой ситуации; в действительности именно Мариньи в присутствии короля дал Пьеру Барьеру сугубо конфиденциальные инструкции, абсолютно противоположные решению Королевского совета; перед этим Ангерран переубедил Филиппа Красивого, сыгравшего пассивную роль в этом деле.[537]

Автором «Романа о Фовеле» является не кто иной, как прекрасно обо всем осведомленный капеллан Мариньи, Жерве дю Бю: подтверждением этому служат буллы Климента V.[538] Он завершил создание своего произведения незадолго до того, как Мариньи попал в немилость, в декабре 1314 г. Сложно не увидеть в этом тексте намека и критики, которую, само собой, можно преувеличивать в зависимости от возможностей воображения. В образе коня представлен некий амбициозный нувориш, который перевернул установленный порядок вещей, установив над всем вокруг свое господство:

Сегодня я король и господин
И королевства, и империи.[539]