Англичане в допетровской России

Мимо внимательного взгляда русского человека не прошли даже такие, казалось бы мелочи, как еда и напитки англичан. «Хлеб едят все пшеничный белый, а черново не держат, — отмечал Федор, — питье у них все в земле доброе, всегда пиво пьют ратные люди, а квасу и воды не пьют». Тут же Архипов дал описание устройства питейных заведений — кабаков. «Кабаки держат всякие люди, кто захочет, — писал он. — А кабаки у них дворы большие, и всякие люди на кабаки ходят: и бояре и торговые люди пиры и столы делают. На кабаках, кто захочет ночевать, и постели всякому и за все платят деньгами». Здесь, видимо, он описывал постоялые дворы, на которых нередко размещались и питейные заведения. Подивила путешественника посуда англичан: оловянная, а у богатых людей серебряная да золотая, «потому что у них серебра много и золота и олова, а деревянных посуд нет». Описал Архипов одежду англичан, которые платье «носят одинакое — все доброе сукна, кои ратные люди, а торговые люди — все атласное да бархатное, да камчатое все дорогое платье». Упомянул он и о транспортных средствах: «А извощики у них держат кочи (от англ, «coach» — карета, экипаж), рублев по 70 и по 100, внутри у них стены обиты и подушки все бархатом и камкою и атласом, а колеса кругом железом окованы, возят на двух лошадях»[310].

Впрочем, впечатления толмача Посольского приказа не ограничивались чисто бытовыми зарисовками. Федор Архипов сумел подметить то устройство жизни англичан, которое заметно отличалось от российского. Так, он обратил внимание на различия в вере, которая, на его взгляд, у англичан была «недобра», церковных обрядах: «А по воскресеньям у них торгу нет никогда, все богу молятся, — писал он, — и воскресение почитают честно, а в иные дни до полуночи сидят со свечами, у них свечи во всем в граде у всякого двора». Поразила Архипова образованность англичан, причем как мужчин, так и женщин. Он полагал, что «люди у них все учены в грамоте, мужчины и женщины во всей Земле, а попы… многим языкам умеют». Особенно удивила толмача строгость английских законов, направленных против воровства и клятвопреступлений. «А воровства у них никакого нет, — писал Архипов, — а буде кто сворует и украдет, хотя что невеликое, а тех людей вешают. А кто солжет, и тому сквозь язык проденут веревку и выводят на улицы, а руки и ноги роспетлят и водят по всем улицам да ставят, чтоб всякий видел»[311].

Мимо внимания толмача не прошло еще одно новшество англичан: создание ими благотворительных школ для детей из неимущих слоев. Судя по подробному описанию подобных заведений, Федор, по-видимому, сам лично посетил одно из них. «В Лундоне сделан двор для бедных людей, которые остаются от отца и матери меньше 15 лет, — писал он, — и емлют тех на тот двор, поят и кормят миром, а платье дают готовое, и постели и поварня про них… И приставлены к ним мастера, учат их в грамоте и всяким мудростям и промыслам, а девкам тоже. А платье делают доброе разным цветом. А как дорастут до 15 лет и выучатся всему, емлют их с того двора торговые люди, а больше 15 лет на том дворе не держат»[312].

То обстоятельство, что визит русского посольства в Англию совпал с гражданской войной, бушевавшей уже не первый год в стране, конечно же, не могло не отразиться на впечатлениях Федора Архипова. Описывая достопримечательности Лондона, он упомянул о каменном мосте на реке Темзе, по обе стороны которого стояли «дворы великие и торги всякие». Очевидно, речь шла о Тауэрском мосте. «А по конец того мосту — двор великий, — продолжал Федор, — а на дворе — палаты высокие, а на палатах — копья, а на копьях многие человеческие головы, кои казнят за веру и за измену, кои с королем вместе». Касаясь причин революционных событий в Англии, толмач упоминал главным образом религиозные разногласия, возникшие между королем и парламентом. Как писал Архипов, король «веровал папежскую (католическую) веру», что вызывало недовольство парламента, где большинство составляли протестанты. По приказу последних иконы и кресты были свезены на площадь, где их «искололи все и склали на огонь и сожгли». А затем парламент издал указ, чтобы «в той вере никто не веровал, а кто будет… веровать, и найдут иконы, и тому казнь жестокая»[313].