Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды

Будучи молодым преподавателем, общавшимся с блестящими студентами, обладавшими левыми убеждениями, Блант оказался идеальной кандидатурой «искателя талантов» – агента-вербовщика. Бёрджесс понимал, что, как и он сам, Блант мог фрагментировать свою жизнь, обладая таким же желанием épater le bourgeois (шокировать средний класс), таким же догматизмом, упрямством, желанием найти подходящее вероучение, ощущением, что он является чужим и лишним, и стремлением стать частью элиты[223].

Как и Бёрджесс, Блант был втянут в двойную жизнь на многих уровнях, от группы Блумсбери до апостолов, а также сексуальностью, которую не признавало общество. Они были преданы не государству, а отдельным личностям. Утверждение Форстера, что, если перед ним встанет выбор, предать страну или друзей, он выберет первое, относилось также к Бланту и Бёрджессу. «Любовь и преданность индивиду могут войти в противоречие с требованиями государства. Когда это происходит, я говорю: к черту государство»[224]. Этот взгляд лучше всего выражается в известном очерке Джорджа Стайнера The Cleric of the Treason, который утверждал, что «гомоэротический этос мог убедить мужчин, таких как Блант и Бёрджесс, что официальное общество вокруг них, какими бы наградами оно ни вознаграждало их таланты, по сути враждебно и лицемерно. Следовательно, оно созрело для свержения, и шпионаж был одним из необходимых средств для достижения этой цели»[225].

Блант не был очевидным потенциальным агентом – он называл себя бумажным марксистом, – но Бёрджесс умел быть очень убедительным. Стюарт Гемпшир позже писал: «Гай добился морального подчинения от Энтони. Он убедил друга, что поддержать коммунистов – его долг»[226]. Главным фактором, склонившим Бланта на сторону Бёрджесса, стала гражданская война в Испании, начавшаяся летом 1936 года. Для многих интеллектуалов восстание генералов против демократически избранного правительства Испанского народного фронта показало необходимость выбора между демократией и фашизмом. В то время как западноевропейские правительства отказались вмешиваться, Советский Союз отправил самолеты, танки и 3 тысячи «добровольцев». В интервью 1979 года Блант сказал: «Гай Бёрджесс убедил меня, что я смогу лучше служить делу борьбы с фашизмом, присоединившись к его работе на русских… потому что коммунистическая партия и Россия составляют единственный твердый оплот против фашизма. А западные демократии заняли неопределенную, склонную к компромиссу позицию относительно Гер-мании»[227].

Джон Корнфорд в августе отправился в Испанию, чтобы сражаться за республику. В конце декабря 1936 года, вскоре после своего двадцать первого дня рождения, он был убит снайпером на горном хребте недалеко от Кордовы. Его гибель побудила к действию многих современников, в том числе Бланта. Он захотел стать человеком действия, а не просто наблюдателем. Вскоре после этого Блант был представлен Дейчу, который произвел на него сильное впечатление. Новый агент получил кличку Тони[228].

Первым рекрутом Бланта после начала работы с Бёрджессом стал богатый американец, который был вместе с Блантом во время его поездки в 1935 году в Россию, а также апостолом. Майкл Стрейт, начавший изучать экономику в Тринити в 1934 году, был гламурной фигурой из числа кембриджских левых и осенью 1937 года был избран президентом союза. Бёрджесс дал советскому агенту Теодору Малли следующую оценку Стрейта: «Он партийный оратор и также первоклассный экономист. И в высшей степени преданный член партии. …Принимая во внимание его семейные связи, будущее состояние и возможности, можно предположить, что перед ним большое будущее, но не в сфере политики, а в мире промышленности и торговли»[229].

Стрейт хорошо знал и Бёрджесса, и Бланта, не в последнюю очередь благодаря встречам апостолов. В июне их обоих пригласили в его дом – Дартингтон-Холл – в Девоне, где Бёрджесс играл в крикет в саду с семилетним братом Стрейта Биллом. В ноябре 1936 года Джеймс Клагмен, имея целью смягчение политики вербовки, устроил ужин для Стрейта, на котором присутствовали и Бёрджесс, и Блант. Стрейт был настолько потрясен и взволнован искушенным блеском Бёрджесса и Бланта, что, вернувшись в свою комнату в полночь, сразу написал матери письмо. В нем он утверждал: «Я научился любить студентов-коммунистов, хотя мне и не нравится сам коммунизм. …Они считают, что мир находится на пороге новой эры. Старый век умирает, распадаясь и в экономическом, и в социальном плане»[230].