Англичанка на велосипеде

Она как раз только что покинула застенок, еще сохранив в лице интересную бледность. В Пробити-Холл молодая женщина явилась в зеленом фигаро и белоснежной блузке, которые очень шли к ее золотисто-каштановым волосам, собранным сзади в мягкий узел; грудь суфражистки украшал большой медальон в стиле ар-нуво, изображавший то ли цветок орхидеи (по мнению Джейсона), то ли стрекозу (на взгляд Эмили, впрочем, у нее еще не было возможности узнать, на что похожи орхидеи).

В свои двадцать пять мисс Панкхерст была восхитительна.

И можно было только удивляться, почему вместо того, чтобы дергаться, как чертик в табакерке, и призывать на помощь коллег, полисмен этот попросту не достал носовой платок и не стер со своей грубой красной физиономии несколько жемчужно-блестящих капелек влаги, исторгнутых столь прелестным ротиком.

«Уж я точно не стал бы делать из этого истории», — подумал Джейсон.

И вот тогда-то он посмотрел на рот Эмили, и ему показалось, что он видит его впервые, по крайней мере не как что-то утилитарное, функция чего заключена в издавании звуков или поглощении пищи, в зевании или смехе: то, что он увидел в мягком гризайле уходящего дня, это рот, находящийся как раз в таком месте — вернее было бы сказать, прорисованный в месте, где кисть художника кладет последний мазок, довершающий идеальный образ женского лика; и он спросил себя, как это он, вся жизнь которого, по сути, сводилась к беспрестанной тренировке взгляда, мог не заметить столь ослепительной очевидности: Эмили превратилась в красавицу.

В тот вечер на девушке были длинная серовато-синяя юбка и белая блузка со стоячим воротником, касавшимся мочек ушей; ее черные волосы были собраны в пучок, забранный в сеточку, усеянную мелкими гранатами, — подарок Джейсона, узнавшего из книг, что индейцы считают, будто красные гранаты предостерегают человека от опасности.

Именно тогда Эмили, воздев руки над головой, чтобы поднять штору номер семь (ту, что, скользя по двум горизонтальным «рельсам», закрывала от солнца верхнюю часть теплицы), провела кончиком языка по губам, как иногда это делает тот, кто голоден; и тогда Джейсон, не зная, что сказать, но ощущая властную потребность заговорить с ней, произнес:

— Не хочешь ли ты есть, Эмили?

Почему он вложил столько нежности в простенький вопрос? Отчего короткая фраза будто продолжила звучание после того, как он закрыл рот, словно он сказал нечто важное, что должно было в корне изменить их сложившиеся привычки?

Да и Эмили казалась растерянной. Штора была уже наполовину поднята, и в окне показались грозовые облака, под которыми кружились в стремительном полете стрижи.

— Хочу ли я есть? — проговорила она. — Пожалуй. А ты? Миссис Брук ушла сегодня пораньше из-за болезни мужа. Похоже, она не успела приготовить нам ужин. Давай я что-нибудь подогрею. Остатки жаркого из ягненка, например, и сделаю подливку с корнишонами. А может, лучше с красным луком — я обжарю его с сахаром, карамелизирую.

— Красный лук с сахаром?

— Конечно, на это, полагаю, меня хватит, — рассмеялась она.

Джейсон подумал, что он и представить не может ничего приятнее, чем кушанье, приготовленное руками Эмили, да еще и с корнишонами. Или с красным луком. Пусть выберет что пожелает, он ей полностью доверяет.

Болтая не только с престарелыми актрисами, но и с мамашами и свекровями новоиспеченных жен, а также с рестораторами, являвшимися в Пробити-Холл, чтобы Джейсон увековечил их кулинарные шедевры из курицы или изысканную выпечку, которыми те собирались потчевать приглашенных на свадьбу, конгресс или прочие торжества, Эмили усвоила традиции английской кухни с той же легкостью, что и грамматические правила или требования дресс-кода.

Собирая гирлянды из искусственных цветов, которые фотограф использовал в качестве декорации при съемке портретов Кристабель Панкхерст, Эмили принялась описывать, как она собирается готовить им нечто вроде рагу, томленного в густом и душистом винном соусе.

Пока она говорила, Джейсон снова взглянул на ее лицо и рот, и, увидев, как в полуоткрытых губах мелькают ее влажные зубы, а то и остренький кончик языка, он вдруг понял, что не сможет противиться желанию поцеловать ее до того, как окончательно стемнеет.

Предлогом, разумеется, станет ее превосходное блюдо.

— Чудно, Эмили! — воскликнет он. — Просто великолепно! Подойди ко мне, девочка, я хочу тебя поцеловать.

Очень важно и для нее, и для него, чтобы первый поцелуй был как можно ближе к совершенству; и вот тут-то красный лук, чей острый привкус долго остается в глубине рта и на внутренней поверхности щек, мог сослужить им плохую службу.

— Отлично, — сказал Джейсон. — Думаю, лучше остановиться на корнишонах.

2

Гораций Тредуэлл тем временем продолжал вести расследование по делу Эмили.