— Кто живет в доме пятьдесят девять по Виктория-роуд?
— Чета Келлер.
Кьяра чуть было не спросила, чего это супруг решил к ним наведаться, но тут же сама догадалась.
— Что ты думал им сказать?!
— В том-то и загвоздка.
Кьяра положил на разделочную доску грибы и принялась аккуратно их нарезать.
— Им, пожалуй, лучше не знать, что их сын жив, — подумала она вслух.
— А если бы речь шла о твоем ребенке? Ты бы не хотела знать правду?
— Если истина в том, что мой сын убивает людей за деньги, то нет.
Повисла тишина.
— Прости, — сказала наконец Кьяра. — Я немного не то имела в виду.
— Понимаю.
Положив грибы в сотейник, Кьяра посолила их и поперчила.
— А она… так и не узнала?
— Кто? Моя мать?
Кьяра кивнула.
— Нет, — сказал Габриель. — Она так ничего и не узнала.
— Должна же она была хоть что-то заподозрить. Тебя не было три года.
— Она знала одно: я участвую в тайной операции, и это как-то связано с Мюнхеном. Я не признавался, что сам был среди палачей.
— Она ни о чем не спрашивала?
— Нет.
— Почему?
— Трагедия в Мюнхене потрясла всю страну, — сказал Габриель, — и тяжелее всех пришлось людям вроде моей матери, немецким евреям, выжившим в лагерях. Мать не могла ни газет читать, ни смотреть по телевизору трансляцию с похорон. Заперлась в мастерской и писала, писала…
— А когда ты возвратился домой после «Гнева Божьего»?
— Она увидела печать смерти у меня на лице. — Габриель помолчал. — Она столько раз ее видела прежде.
— Ты ни разу не заговорил с ней об этом?
— Ни разу, — медленно покачал головой Габриель. — Мать никогда не рассказывала о холокосте, а я не рассказывал, чем занимался те три года в Европе.
— Думаешь, она осудила бы тебя?
— Я не нуждался в ее одобрении.
— Еще как нуждался, Габриель. Ты ведь не законченный фаталист, какого из себя строишь. Иначе не пошел бы к дому Келлеров посреди ночи, не смотрел бы на старого доктора в окно.
Габриель не ответил. Кьяра тем временем опустила в кипяток феттучини и помешала их там деревянной ложкой.
— Какой он? — спросила она.
— Келлер?
Кьяра кивнула.
— Чрезвычайно энергичный, пугающе безжалостный, не обремененный ни каплей совести.
— Идеальный курьер, который доставит деньги вымогателям в обмен на жизнь Мадлен Хэрт.
— Правительство и корона давно похоронили его. К тому же вымогатель конкретно указал на меня.
— Собственно, поэтому ты и не должен ввязываться в дело.
Габриель не ответил.
— Откуда похитители вообще узнали о твоем участии?
— Должно быть, засекли меня в Марселе или Эксе.
— Зачем просить в курьеры профессионала? Деньги может доставить рядовой служащий с Даунинг-стрит, которым легко манипулировать.
— Лелеют мысль убить меня. Я им так просто не дамся.
— Серьезно?
— У меня в руках будет десять миллионов, которые нужны им позарез. Вымогатели сами у нас на прицеле.
— У нас?
— Ты же не думала, что я отправлюсь к шантажистам в одиночку? Меня будут прикрывать.
— Кто?
— Человек чрезвычайно энергичный, пугающе безжалостный и не обремененный ни каплей совести.
— Разве он не вернулся на Корсику?
— Вернулся. И ждет моего звонка.
— А как же я?
— Возвращайся на шербурскую явку. Я отдам выкуп, привезу Мадлен, мы ее подлечим и вернем в Англию. После отправимся домой.
Кьяра некоторое время молчала.
— Тебя послушать, так все предельно просто, — сказала она наконец.
— Если вымогатели выполнят обещания, все так и будет.
Кьяра поставила на стол тарелку исходящих паром макарон с грибами и села напротив мужа.
— Вопросов больше нет? — спросил он.
— Один остался. Что увидела старая ведьма, когда ты капнул в воду масло?
Ужинать закончили почти в четыре утра, то есть на Корсике было примерно пять. Голос Келлера, впрочем, звучал по телефону бодро. Условленными словами Габриель объяснил, что происходит на Даунинг-стрит и что запланировано дальше на день.
— Успеете на ближайший рейс до Орли? — спросил он.
— Легко.
— Из аэропорта на такси поезжайте к побережью. Как только узнаю что-нибудь, перезвоню.
— Договорились.
Нажав «отбой», Габриель растянулся на кровати рядом с Кьярой и попытался уснуть. Не смог — стоило закрыть глаза, и перед мысленным взором вставало лицо женщины, погибшей у него на руках в долине с тремя виллами. Поэтому Габриель лежал неподвижно, прислушиваясь к тихому дыханию Кьяры и шуршанию покрышек на Бэйсуотер-роуд, пока в комнату постепенно проникал серый свет лондонского утра.
Разбудив Кьяру и сварив ей кофе, Габриель отправился в душ. Когда он вышел из ванной, по телевизору показывали Ланкастера — премьер обсуждал новый дорогостоящий проект выплат малоимущим семьям. Габриель невольно восхитился выдержкой британского премьер-министра: его карьера висела на ниточке паутины, однако он по-прежнему вел себя, словно хозяин положения. Даже Габриель поверил, что несколько миллионов фунтов из кошельков налогоплательщиков способны решить все проблемы.