Англия и Уэльс. Прогулки по Британии

— Это ужасно, просто ужасно, — приговаривал он, оглядывая надгробия. Некоторые из них, судя по надписям, сохранились еще с восемнадцатого века, что отчасти объясняло их бедственное состояние. Часть камней накренилась и держалась лишь благодаря поддержке своих соседей. Другие были подперты деревяшками. Почти все надгробия покрылись мхом, некоторые наполовину скрылись под высокой травой, буйно разросшейся на могилах и кладбищенских дорожках. Мне показалось странным, что человек, по роду своей деятельности призванный учить, как обрести счастье в этой жизни, страдает при виде собственного кладбища. Набравшись смелости, я задал мучавший меня вопрос.

— Видите ли, — вздохнул священник, — беда в том, что этот крохотный участок земли под названием «приходское кладбище» давно перестал удовлетворять потребности нашего прихода. Несчастные покойники лежат в де-сять-двенадцать слоев — буквально на голове друг у друга. Самое же страшное заключается в том, что прихожанам это нравится! Если вы бросите взгляд через стену, то увидите чудеснейший луг. Это наше будущее кладбище, которое можно будет использовать уже через двенадцать лет. Однако народ и слышать не желает. Люди хотят, чтобы их похоронили на старом кладбище. Я очень боюсь, что придется принимать официальные меры — королевский указ или что-нибудь в этом роде, — чтобы закрыть старое кладбище и заставить людей хоронить своих близких на лугу. Я очень не хочу этого делать… поверьте, действительно не хочу. Это будет большим ударом для людей. Ужасным ударом!

— Но что заставляет их сопротивляться? — спросил я.

Священник бросил на меня быстрый взгляд и грустно улыбнулся.

— Боюсь, человеку со стороны будет трудно понять. Видите ли, мы здесь, в маленькой деревушке, живем по старинке. Несмотря на появление радио и междугородних автобусов, взгляды людей практически не изменились. Это сказывается даже на речи: мы до сих пор используем давно забытые слова и обороты. Не далее как вчера я услышал из уст маленькой девочки «купленная» рубашка вместо «готовая». Но все это ерунда, суть же в следующем: мои прихожане свято веруют в физическое воскрешение. Они убеждены: когда трубы Судного дня возвестят конец света, все похороненные на этом старом маленьком кладбище воссоединятся. Именно поэтому они хотят быть похороненными поверх своих отцов и дедов — чтобы восстать вместе как единая семья. Приверженность кланам при жизни торжествует и после смерти. Это очень древняя и очень примитивная идея. Мне известны случаи, когда представители сельских церковных родов были похоронены в одном и том же гробу.

Мы медленно пересекли кладбище, направляясь к серому домику, стоявшему среди деревьев.

— Давайте зайдем, — предложил священник, — я вас угощу сидром собственного изготовления: яблоки из моего сада, бочонки специальные — для изготовления бренди.

В темном холле было прохладно, поэтому мы прошли в продолговатую комнату. За окнами открывался прелестнейший вид на сад: каскады белых роз спускались по старым стенам; алый шиповник оплетал беседку; в воздухе стоял густой цветочный аромат; от беспрестанного жужжания пчел у меня даже с непривычки разболелась голова. Тем временем на лужайке возникло какое-то стремительное движение.

— Что это? Неужели заяц?

— Снова этот маленький хитрый попрошайка, чтоб ему пусто было! — воскликнул священник. — Каждый вечер он появляется у меня в саду и исполняет форменную джигу — скоро от грядок уже ничего и в помине не останется. Чувствую я, что придется заняться им вплотную — подыскать славный домишко для этого маленького нахала!

И он бросил быстрый взгляд в сторону подставки для ружей.

— Как вам мой сидр?

— Он скорее похож на сотерн.

— Ага, вы разбираетесь в винах! У этого хороший вкус, я бы даже сказал, великолепный. Прочувствуйте букет — вы понюхайте, понюхайте! И посмотрите на свет — прямо-таки дымчатый янтарь! Все свое: и яблоки, и бочки. Хотите еще стаканчик?

— Мне кажется, он покрепче сотерна.

— Именно так.

Мы прогуливались по саду, обсуждая, как трудно быть счастливым в наше время.

— Счастье, — говорил старик, — это сочетание простоты, любви, философии, ну и, конечно, веры. Каждый должен верить во что-нибудь. Я не надоел вам своими проповедями? Если что, говорите. Недостаток веры — это современная духовная болезнь, и люди, похоже, только сейчас начинают это понимать. Вот я очень счастливый человек. Я рад просто жить, работать здесь — среди детей, цветов и фруктов. Мне очень нравятся наши приходские дети, я наблюдаю за ними, как некий благожелательный орел — если подобное сравнение допустимо.

— Для меня, — добавил старик, — практически все прихожане в возрасте до сорока — дети. Ведь я всех их в свое время держал на руках. Сколько, по-вашему, мне лет, молодой человек?

— Я бы дал вам лет шестьдесят.