Англия: Портрет народа

Сегодняшнее насилие, связанное с футболом, не удивило бы тех, кто ездил на воды в Бат XVIII века: футбольный матч в то время «больше походил на сражение, чем на игру», как писал Иэн Гилмор в книге «Мятежи, восстания и революция», рассказывающей об истории уличного насилия. Выражение «местное дерби» возникло именно тогда и было составлено из названий двух приходов этого города, где в футбол могли играть целыми днями и игра выливалась во всеобщую потасовку. Когда футбол стал спортом зрелищным, насилие развилось среди зрителей. С 1870-х годов футбольные матчи в Англии неизменно проходили под дружные удары руками и ногами и ругательства: трое авторов, изучивших архивы Ассоциации футбола и старые номера «Лестерширского ежедневного вестника» за двадцать лет до Первой мировой войны, встретили упоминания о 254 случаях нарушения порядка среди зрителей. Можно было прийти в ужас от одних угроз, летевших из толпы. Из дневника одного джентльмена за 1903 год следует, что футбольная толпа внушала страх даже в пору расцвета эдвардианской Англии: «Однажды на знаменитом поле севера Англии я видел и слышал, как половина толпы в 20 тысяч человек накинулась на бедного рефери, действия которого пришлись ей не по вкусу… Злобные выкрики, потоки оскорблений, яростное потрясание палками и кулаками… составило ужасную картину английской толпы».

Чем больше оглядываешься на английскую историю, тем больше приходится убеждаться, что наряду с обходительностью и глубоко заложенными убеждениями о правах личности в англичанах развита естественная склонность к беспорядкам. Народные праздники — как, например, празднование Мей Дей в 1517 году в Лондоне — зачастую могли закончиться физической расправой с теми, кого сочли за иностранцев. Пирушка по случаю приходского праздника, проходившая в сентябре 1620 года в деревне Токенхэм-Вик, из традиционного размахивания дубинками на улице переросла в полномасштабную драку, когда из близлежащей деревни Вуттон-Бассет подошли мужчины с видом, не обещающим ничего хорошего, и спросили: «Кто тут, в Токенхэме, из средних?» Один историк, который не так давно разбирался, что же там произошло, обнаружил, что в тех местах происходили и другие стычки. Например, в 1641 году, когда жители деревни Малмсбери, у которых верховодил некий мужичок «в маске лошади и колокольчиками на ногах», появились на приходском празднике в Лонг-Ньюнтон, ища повод для драки, и это закончилось тем, что несколько местных жителей получили серьезные ранения. «Без драки и праздник не праздник» — гласит местная поговорка. Но в конечном счете, несмотря на всю очевидную анархию, существовали определенные правила: казалось, в этом насилии присутствует некий элемент ритуала и толпа понимает и соблюдает пределы дозволенного. Позже, в том же столетии, проявления насилия иногда принимают политическую окраску: бесчинства становились последним средством бедняков, понявших, что их права попираются предпринимателями-аристократами, решившими завладеть общей землей, где раньше пасли скот.

Перебираясь в растущие города в поисках работы, они теряли прежнюю деревенскую скованность. Бунты в июне 1780 года продемонстрировали правящему классу, насколько все может быть нестабильно. Причиной послужило сформулированное лордом Джорджем Гордоном, протестантским религиозным фанатиком, требование к парламенту восстановить недавно отмененные законы, налагавшие штрафы на католиков за их вероисповедание, особенно в том, что касается права на приобретение или наследование собственности. Гордон был, мягко говоря, человеком непредсказуемым. (Он умер в Ньюгейтской тюрьме, отбывая пятилетний срок за клевету: к тому времени он уже стал иудеем.). Оказавшись лицом к лицу с ревущей толпой, которую он привел к Вестминстеру, парламент стал изворачиваться. Тогда толпа пустилась поджигать, бесчинствовать и грабить, и это продолжалось не один день. Дома католиков были разрушены, их церкви сожжены дотла, были распущены все заключенные Ньюгейтской тюрьмы и разграблен принадлежавший католику винокуренный завод в Холборне, что привело к предсказуемым последствиям: говорят, джин пили прямо из канавы. Лишь на третий день были развернуты значительные силы ополченцев, но к этому времени, по некоторым оценкам, в финансовом отношении был нанесен гораздо больший ущерб, чем в Париже во время Великой французской революции.

Гордоновские бунты продемонстрировали, насколько нестабильным может оказаться положение в крупных английских городах. Толпа была готова к крайним насильственным действиям как ради выполнения своих предвзятых претензий, так и в пользу лишенных гражданских прав после появления трактата Томаса Пейна «Права человека», когда в воздухе стали витать радикальные идеи Французской революции. В разгар бунтов уже не имело значения, что к ним привело; шел пир разрушения.

Вот составленный Иэном Гилмором перечень имевших место, помимо гордоновских бунтов, волнений: