Английская свадьба

Я спрашиваю Джеймса: “А тебе как кажется, ты сможешь выиграть, если решишься на что-нибудь поспорить?” Он смеется и говорит: “Когда свиньи полетят!” Мне выражение очень нравится, но я его раньше никогда не слышала. Я тогда улыбаюсь и говорю: “Это ты, что ли, имеешь в виду, когда рак на горе свистнет?” Джеймс напрягается: “Почему свистнет? Они же не умеют свистеть! И потом, разве раки на горе бывают?” Тут я понимаю, что с полетами свиней разобраться гораздо легче…

Мы болтаем про все это и решаем остановиться, чтобы зайти в паб передохнуть и выпить пива. Там по телевизору показывают футбол, и Джеймс оживляется и начинает мне объяснять, что больше всего народу делает ставки как раз на бега и на футбол (тут могут спорить и на счет, и на то, в какую минуту будет забит первый или третий гол – ну, и на что дальше хватит воображения). Причем делать это можно и по телефону, и даже в то время, когда игра уже началась. Тут мы видим знакомого, который внимательно (даже как-то чересчур внимательно, с моей точки зрения) смотрит на экран. Выясняется, что он сделал ставку до начала футбола, а на половине игры понял, что точно проиграет. Он тогда позвонил и сделал другую – и вот теперь ждет, чем все дело закончится. Закончилось тем, что он таким образом ничего не выиграл, а только сумел вернуть потерянные в первой половине игры деньги.

Я забираю свой бокал пива со стойки, в это время меня кто-то нечаянно толкает, пиво мое расплескивается, и я восклицаю: “Ой!” Джеймс почему-то с извиняющимся видом улыбается моему обидчику, а меня подпихивает в бок: “Ты потише, не очень-то прилично женщине так выражаться!” Я от возмущения просто теряю дар речи, а потом выпаливаю: “Ты чего это, что я такого сказала?!” Тут выясняется, что по-английски “ой!” означает очень фамильярное и грубоватое обращение типа “эй, ты!”, так что для женщины это довольно забавный способ привлечь к себе внимание.

Выходим из паба, а рядом с его входом кто-то установил стремянку. Я пытаюсь под ней пройти, но Джеймс хватает меня за рукав: “Ты куда?! Давай обойдем!” Я задираю голову и ничего особенно опасного наверху не вижу. Он тогда, видя мое недоумение, смущенно говорит: “Это примета такая – не стоит проходить под лестницей, а то будут неприятности”. – “А-а-а, – говорю я и обхожу ее сторонкой. – Ладно, лишний раз не буду рисковать, хотя, может, на русских это и не распространяется! А какие еще приметы ты знаешь?” Джеймс задумывается, а потом говорит: “Ну, еще если вдруг разобьешь зеркало – это к семи годам несчастий. И плохо дело, если белый кот дорогу перешел, – надо быть очень и очень осторожным”. – “Да ты что? – удивляюсь я. – А у нас плохо, если черный!” Джеймс добродушно отзывается: “Ну нет, это белые коты приносят всякие напасти, а черные, наоборот, в Англии – хорошая примета. Их даже иногда рисуют на поздравительных открытках”. – “Как же нам теперь быть, если для тебя черный кот хорошо, а для меня плохо?” – подкалываю его я. Джеймс принимает вопрос близко к сердцу, мы начинаем совещаться и приходим к общему выводу: если черный кот перебежит дорогу, когда мы едем на машине, я могу успокаивать себя тем, что мое невезение уравновесится грядущим счастьем моего будущего мужа. А еще, уточнил Джеймс, тринадцать – не очень хорошее число, поэтому в английских самолетах даже нет тринадцатого ряда. И сам он старается не летать тринадцатого в пятницу, хотя билеты, как правило, в этот день дешевле. При этом он вдруг сделал неожиданный для меня вывод: вообще-то англичане не очень суеверные люди!

Наконец, приезжаем в Хелстон на фестиваль Дня Флоры. Народу на улицах огромное количество, при этом толпа не агрессивная, а, наоборот, совершенно расслабленная и дружелюбная, и в ней много детей. Все выстроились вдоль улиц и ждут шествия, а оно потихоньку приближается: женщины и мужчины всех возрастов (по преимуществу пожилые) разряжены в пух и прах; первые – в вечерних платьях и больших нарядных шляпах, вторые – во фраках и серых котелках. И все, не останавливаясь, танцуют незамысловатый танец, типа “два прихлопа, три притопа” и меняются местами и парами. А толпа радостно на это глазеет и подпевает – все англичане явно знают эту мелодию с детских лет.

Мы с Джеймсом посмотрели на шествие и решили перекусить. Зашли в ближайшую забегаловку, и она меня сразу же чем-то смутила. А когда мы уселись и хотели заказать еду, я поняла, в чем дело: обслуживать нас подтянулась хромая и не самая опрятная старушка лет восьмидесяти пяти. Для начала она принесла нам приборы, и я заметила, что моя ложка была грязной. Чтобы не обижать старушенцию, я попросила другую официантку мне эту ложку заменить. Вышло еще хуже: та же самая старуха принесла мне очередную ложку, проверяя ее на ходу на предмет чистоты: сначала протирая грязным полотенцем, а потом, на всякий случай, подчищая пальцами. Аппетит у меня от этого пропал совсем, тем более что суп, который я попробовала, отхлебнув через край суповой чашки, оказался слишком острым.