В соответствии с законами Англии, судья Бейрон Уильяме с должной помпой и соблюдением всех требуемых церемониалов был введен в состав королевского суда. Затем было приведено к присяге Большое жюри, состоявшее из девяти мировых судей (именно они подписали ордера на арест) и племянника министра внутренних дел; судьям предстояло определить наличие (либо отсутствие) преступного умысла в действиях обвиняемых и правомерность суда над ними. Затем, получив от них утвердительный ответ (иного никто и не ожидал), Уильяме привел к присяге Малое жюри присяжных, которому предстояло решить судьбу обвиняемых. Вряд ли приходится сомневаться в том, что члены Малого жюри были отобраны с тем же тщанием, что и Большого, — во всяком случае, известно, что одного кандидата отвергли только за то, что он являлся членом религиозной секты методистов. В истории Англии, конечно, встречалось немало случаев, когда жюри присяжных выносило неожиданные, своего рода “незапланированные” решения, сводя на нет все усилия власть имущих, но в аграрном Дорсете это было совершенно исключено.
Говоря попросту, шести толпаддлским работникам вменялось в вину принятие противозаконной клятвы у Эдварда Легга (плюс еще 11 менее значительных нарушений закона). На основании этого прокурор потребовал признать их виновными в преступных действиях, в доказательство чего выставил двух свидетелей - Эдварда Легга и Джона Локка.
Вконец запуганный, уже мало что соображавший Эдвард Легг, запинаясь и не глядя на окружающих, подтвердил, что на тайной встрече в доме Стэндфилда присутствовали все шесть обвиняемых. По его словам, ему завязали глаза, провели куда-то наверх, заставили стать на колени и повторить слова, смысла которых он не очень-то и понял: что-то вроде необходимости бастовать в целях повышения заработной платы и обязательства соблюдать тайну, но что конкретно имелось в виду - он затрудняется сказать. Затем ему развязали глаза, и он увидел Джорджа и Джеймса Лавлессов, стоявших под огромным изображением смерти с косой в руках. Потом вслух читали что-то еще, но “я не помню что”, а потом Леггу дали поцеловать какую-то книгу, “по виду напоминавшую Библию”.
На этих невнятных доводах, подкрепленных не менее туманными показаниями другого свидетеля — Локка, королевский суд и построил все свое обвинение. Точные слова этой якобы незаконной клятвы, равно как и конкретные обстоятельства, при которых она произносилась, в суде так и не прозвучали.
Адвокат братьев Лавлесс мистер Дербишир сделал для своих подзащитных все возможное. Он красноречиво обрисовал их трудолюбие и положительные характеры, убедительно доказывал, что подобные действия давно уже стали неотъемлемой частью фактически узаконенной практики вступления в “союз” и что, исходя из принципа прецедента, состава преступления в них нет; что же касается ссылок на Акт 1797 г ., подчеркивал мистер Дербишир, то он был принят исключительно в обстановке серьезных волнений на королевском военном флоте и, следовательно, совершенно неправомерно распространять его на сферу гражданских дел. В конце своего выступления он особо отметил, что упомянутый “союз” никогда и ни в какой форме не допускал угроз или насильственных действий по отношению к работодателям или собственным членам.
Никому из обвиняемых не разрешили выступить в качестве свидетеля и под присягой дать показания в свою защиту; только Джорджу Лавлессу как их представителю было позволено сделать письменное заявление. В нем он писал:
“Милорд! Если мы и нарушили какой-либо закон, то сделали это непреднамеренно. Мы не причинили ущерба ни конкретному лицу, ни чьей-либо репутации, ни чужой собственности. Мы хотели объединиться, чтобы вместе уберечь самих себя, своих жен и детей от полного обнищания и голодной смерти. Мы требуем доказательств (от кого бы они ни исходили — от одного человека или от группы людей) того, что мы действовали или намеревались действовать иначе, чем это изложено в моем заявлении”.
Это заявление зачитали (“пробормотали”, как потом отметит Лавлесс) членам жюри присяжных, и позже оно было опубликовано в прессе. Сдержанное по форме, точное по сути и полное настоящего человеческого достоинства, оно было красноречивее, чем многие тома.
В заключительном выступлении судья Уильямс “рекомендовал” присяжным признать всех подсудимых виновными, поскольку факт принесения ими незаконной клятвы был, бесспорно, доказан. Он также не упустил возможности еще раз напомнить суду о том, что подобные тред-юнионы грабят своих членов, беззастенчиво выжимая членские взносы из их мизерных зарплат, а их конечной целью является уничтожение собственности как таковой.
После краткого обсуждения в совещательной комнате жюри присяжных единодушно пришло к выводу — “виновны”, на основании чего суд приговорил всех шестерых к максимальному наказанию - семи годам каторги в ссылке. “Для назидания и предостережения другим” — так прокомментировал приговор судья Бейрон Уильяме.