Английские юмористы XVIII века

"Мой отец, - рассказывает доктор Джон Хоудли, сын епископа, - в бытность свою епископом Бэнгорским, получил приглашение на собрание вигов, происходившее в "Трубе", на Шайр-лейн, где сэр Ричард несколько переусердствовал, имея двоякую цель, - почтить бессмертную память короля Вильгельма, так как было четвертое ноября, и довести своего друга Аддисона до той степени опьянения, чтобы у него развязался язык, поскольку в силу флегматичного характера этот джентльмен в то время мало подходил для общества. Стилю это не удалось. В тот вечер произошло два достопримечательных события. Там оказался известный шутник, ныне покойный шляпный мастер Джон Слай, и этому Джону вздумалось вползти в залу на коленях с кружкой эля в руке, выпить за _бессмертную память_ и удалиться тем же манером. Стиль, сидевший рядом с моим отцом, шепнул ему: _"Смейтесь же. Человеколюбие этого требует"_. Так как Ричард в тот вечер сам недалеко ушел от этого шутника, его усадили в портшез и отправили домой. Но он ничего не желал слушать и требовал, чтобы его доставили к епископу Бэнгорскому, невзирая на поздний час. Однако носильщики отнесли его домой и втащили по лестнице наверх, хотя он страстно желал угостить их внизу, после чего он мирно улегся спать" *.

{* Об этом знаменитом епископе Стиль писал:

Легка, должно быть, у него душа:

Он всем грехи прощает, не греша.}

Известна и другая забавная история, которую, я полагаю, включил в свое собрание знаменитый собиратель курьезов мистер Джозеф Миллер или его последователи. Сэр Ричард Стиль в ту пору, когда он был очень увлечен театром, построил очень милый собственный театр и прежде чем открыть двери своим друзьям и гостям, пожелал испробовать, достаточно ли хорошо будет слышно в зале актеров. Для этого он уселся в самом заднем ряду и попросил плотника, который строил помещение, сказать что-нибудь со сцены. Тот сперва отнекивался, ссылаясь на то, что непривычен произносить речи и не знает, что сказать его чести; но добродушный хозяин попросил его сказать, что взбредет в голову; тогда плотник заговорил, и его было прекрасно слышно. "Сэр Ричард Стиль! - сказал он. - Вот уже три месяца я со своими подручными работаю в этом театре, но мы еще и не нюхали денег вашей чести; мы будем вам весьма признательны, ежели вы заплатите нам немедля, а покуда вы этого не сделаете, мы не вобьем больше ни единого гвоздя". Сэр Ричард сказал, что ораторское искусство плотника безукоризненно, но тема ему не очень по душе.

В произведениях Стиля глубоко подкупает их непосредственность. Он писал так быстро и небрежно, что ему поневоле приходилось быть искренним с читателем, у него просто не хватало времени лгать. Он был не слишком начитан, зато хорошо знал жизнь. Он видел людей, бывал в тавернах. Он жил среди ученых, военных, придворных аристократов, светских модников и модниц, писателей и острословов, обитателей долговых тюрем и завсегдатаев всех клубов и кофеен города. Его любили во всяком обществе, потому что сам он любил всякое общество; и нам приятно видеть его радость, как приятно слышать смех детей в зале во время пантомимы. Он был не из тех отшельников, чье величие обрекло их на одиночество; напротив, он, мне кажется, был самым общительным и восторженным из писателей; и полный сердечного восхищения; и доброжелательства, он покоряет тем, что приглашает вас разделить с ним удовольствие и хорошее расположение духа. Его смех звенит по всему дому. Вероятно, он был незаменим, когда играли трагедию, и плакал не меньше, чем самая чувствительная молодая дама в ложе. У него было пристрастие к красоте и доброте, где бы он их ни встречал. Он страстно любил Шекспира, больше, чем любой из его современников; и в силу щедрости и широты своей натуры призывал всех вокруг любить то, что любил сам. Он никого не огорчал кислой похвалой; он жил в мире и был его неотъемлемой частью; и его наслаждение жизнью представляет собой поразительную противоположность яростному возмущению Свифта и одинокой безмятежности Аддисона *. Позвольте мне привести вам по отрывку из сочинений каждого писателя, они написаны на одну и ту же тему, очень серьезны и любопытнейшим образом раскрывают мироощущение каждого. Мы уже говорили, что юморист откликается на все человеческие поступки, от самых пустяковых до самых важных и торжественных. Все, кто читал наших старых классиков, знают ужасные строки Свифта, в которых он выявляет свою философию и описывает конец человечества: **

Смущен, ошеломлен и потрясен,

Явился мир перед Зевесов трон.

Бледнели грешники, и небосвод

От гласа Зевса, мнилось, упадет:

"Вы беззаконны, в ваших душах тьма,

Ничтожные по скудости ума,

Вы, в лабиринте бросившие нить,

Из гордости не ставшие грешить,

Вы, что других клянете, дабы впредь

В геенне побежденных лицезреть,

(Один народ другим укажет путь,

Не зная воли Зевсовой ничуть),

Безумье ваших дел я зрю сейчас,

Мне мерзко даже гневаться на вас,

Отныне не молите вам помочь.

Я проклинаю вас - ступайте прочь!"

{* Вот некоторые из его более поздних писем:

"Леди Стиль.

Хэмптон-Корт, 16 марта 1716-1717 гг.

Дорогая Пру!