Английские корни немецкого фашизма

Допросы начальника генерального штаба сухопутных войск Третьего рейха генерал-полковника Франца Гальдера, проведенные американской разведкой, подтверждали ответственность Англии. Полученная на допросах информация крайне обеспокоила министерство иностранных дел Британии. Показания Гальдера были названы (11 августа 1945 г.) «очень опасными»; более всего британское министерство иностранных дел было напугано возможностью утечки этой информации. Так, Патрисия Михан обнаружила в архиве этого британского министерства заметку следующего содержания: «Лучшим выходом могла бы стать дискредитация генерала Гальдера... Если не заткнуть свидетелям рты, используя при ведении судов методы ГПУ и Гестапо... эти вредоносные сведения выйдут на поверхность»[1642]. Подобные меры были призваны помешать обществу осознать, что, если бы не вмешательство Невилла Чемберлена, Вторая мировая война осталась бы «ненужной войной», как называл ее Уинстон Черчилль[1643].

Тем самым на внешнюю политику Лондона ложится значительная доля вины за то, что война была развязана, — и, во всяком случае, за ее продолжительность. Именно Великобритания в 1938 г. разрушила систему союзов (возводившуюся Францией с 1934 г.) — вместе с тем, что еще оставалось от системы коллективной безопасности под патронатом Лиги наций. Именно Невилл Чемберлен — вследствие своей незыблемой веры в готовность Гитлера к сотрудничеству — отказался от традиционной британской политики сохранения баланса сил в Европе. После того как в 1939 г. Гитлер не оставил ему другой альтернативы, кроме войны, Англия всего через десять месяцев оказалась вынуждена в одиночестве противостоять Третьему рейху. В результате чего Сталин получил возможность давить на Англию — и захватил в Восточной Европе как раз те территории, которые Чемберлен предназначал Гитлеру.

Безусловно, Англия — выстояв при Уинстоне Черчилле (с июня 1940 по июнь 1941 гг.) — не позволила Гитлеру одержать окончательную победу. Однако при этом англичанами двигали не такие абстракции, как борьба демократии против тоталитарной диктатуры, а вещи, гораздо более близкие, более конкретные: защита собственной страны от врага. Во всяком случае, тот факт, что неангличанин Гитлер стал претендовать на мировую значимость, какая положена только англичанам, уже перестал иметь первостепенное значение, как и то, что в своей практике Гитлер пошел несравненно дальше своих британских прообразов. Великобритания объявила войну Великогермании не за то, что та насаждала все в новых странах нацистские и фашистские диктатуры, а за экспансию Третьего рейха в сферу британских интересов. Именно это явилось причиной войны, пусть даже британское радио на немецком языке изо дня в день утверждало обратное (слова, от которых Гитлер полагал достаточным отмахнуться как от «пустых фраз»): «Идет свобода! Она с британскими летчиками в небе Германии и Италии. Она с миллионами угнетенных, ждущих своего часа. Она с армиями рабочих, кующих себе оружие из свободной воли — в Старом и Новом Свете. Идет свобода!»

Так Англия агитировала за свое дело именем ценностей, которые субъективно ей самой были чужды, — абстрактных прав человека (то есть чего-то, выходившего далеко за рамки прав англичанина). И все-таки строго объективно это притязание было оправданным — именно в силу его фактической альтернативы. Борясь за права англичанина, Англия не дала тоталитарной диктатуре чистопородных «сверхчеловеков» уничтожить военным путем права человека как таковые. «Странным, чудесным образом... британцы никогда не теряли присущей им непременной веры в себя. И именно она... выиграла войну, даже после того, как высокомерие и слепота британцев почти проиграли ее» (П. и Дж. Мур).