Директор паблик-скул Харроу, Дж. Э. К. Уэллдон[571]
, с гордостью сообщал, что его ученик подбил оба глаза некоему египтянину за то, что тот позволил себе критически отозваться о британской расе[572]. Уэллдон подчеркивал, что положение завоевателей дает англичанам особые права (как в свое время римлянам). Один из его учеников, Лео Эмери[573], стал министром по делам (Британской) Индии, и, естественно, во внешней политике он был сторонником потворства расистскому Третьему рейху, населенному «расой господ». И неудивительно, что после начала войны его сын, попав в плен, начал формировать из военнопленных британский легионТаким образом идея о приоритете силы охватывала целые поколения. Представление о том, до какой степени в то время был распространен культ грубой силы — причем в демонстративной форме, — можно составить по книге Тома Хьюза[575]
(ученика Томаса Арнольда из Регби) «Школьные годы Тома Брауна». Эта книга была написана для молодежи и стала настольной для нескольких поколений англичан. Ее «герой» Том «утверждает» себя в паблик-скул Регби прежде всего при помощи кулаков: «Если ты проигрываешь в споре,Корреспондент нацистской газеты «Volkischer Beobachter» с удовлетворением сообщал из Лондона, что там фактически действует общая
БРИТАНСКОЕ ВОСПИТАНИЕ ВОЖДЕЙ КАК ПОДАВЛЕНИЕ СПОСОБНОСТИ К КРИТИКЕ И СОСТРАДАНИЮ
Они прошли... урок расы, научивший их избавляться от всех эмоций.
Не пропускайте ни одного человека с задатками лидера — учите его думать имперскими категориями.
«Чувствительный» — вежливая форма понятия «болезненный».
Даже в то время, когда Англия проповедовала защиту демократии от нацизма, «английское [элитное] образование... как по форме, так... и по содержанию строилось... на принципе фюрерства. <...> Паблик-скул по своей сути являются абсолютно недемократическими заведениями», — утверждал автор «Barbarians and Philistines» в 1940 г.[579]
Под варварами Мэтью Арнольд подразумевал английских эсквайров, а под «филистерами» — буржуазию. Степень заботы его отца, Томаса Арнольда, директора паблик-скул Регби, о «душах богатых» (в Регби) «можно сравнить лишь с тем, какой страх он испытывал перед недовольством бедняков. Изо дня в день он жил страхом революции».